Тьма надвигается

Конунг впился в него взглядом. Ратарь опустил глаза, разглядывая зеленую ковровую дорожку, на которой стоял, и все же взгляд Свеммеля давил ему на плечи, словно тяжкий, неподъемный груз.

– Редко, – проскрипел конунг, – бываем мы настолько снисходительны к нашим слугам, маршал! Ты исполнишь приказ?!

– Я повинуюсь, ваше величество, – промолвил Ратарь.

Повиновение Свеммелю погубит немало солдат. Скорей всего – тысячи. Но Ункерлант мог позволить себе губить солдат зря. А Зувейза – нет. Простая арифметика. И если армию поведет маршал Ратарь, царский каприз погубит меньше бойцов, чем при любом другом командире, – так говорил себе полководец, безуспешно пытаясь успокоить совесть.

Когда он снова поднял взгляд, Свеммель уже расслабился – настолько, насколько позволял его мятущийся дух.

– Так иди! – повелел он. – Иди и готовь мое войско, дабы бросить его на зувейзин по нашему слову! Мы объявим миру о преступлениях, кои совершили против нашей державы Шазли и его обожженные солнцем нагие приспешники. Никто не поднимет голоса в их защиту!

– Никто не осмелится, – подтвердил Ратарь.

Когда весь мир ввергнут в войну, кто оплачет судьбу одного далекого крошечного царства?

– Так иди! – повторил Свеммель. – Ты показал себя умелым полководцем, маршал, и армии под твоим водительством при отвоевании Фортвега подтвердили и превзошли наши самые смелые надежды. Иначе твоя дерзость не осталась бы безнаказанной. В следующий раз, невзирая на обстоятельства, без наказания она не останется. Тебе понятно?

– Я ваш слуга, ваше величество, – ответил Ратарь с земным поклоном. – Вы приказываете, и я повинуюсь. Я лишь хотел быть уверен, что ваше величество в полной мере знакомы с результатами своего решения.

– Каждый в Ункерланте, будто то мужчина, женщина или ребенок, – наш слуга, – бесстрастно промолвил Свеммель. – Маршальский меч ничем не выделяет тебя. Решения мы принимаем по своим соображениям. И не нуждаемся в том, чтобы нас сбивали с толку, особенно когда мы не спрашивали твоего мнения, маршал. Этотебе тоже понятно?

– Вполне, ваше величество.

Лицо Ратаря ничем не выдавало его мыслей. Оно, по возможности, вообще ничего не выдавало – самый безопасный образ действий перед лицом конунга Свеммеля.

– Тогда пшел вон! – рявкнул конунг.

Ратарь снова пал ниц, потом поднялся и вышел из царских палат, не оборачиваясь, дабы не оскорблять владыку зрелищем своей спины. В передней он пристегнул к перевязи маршальский церемониальный меч, и телохранители привычно заслонили от него двери царских палат, чтобы вооруженный полководец не вздумал напасть на конунга. Порой мысль эта становилась искушением, хотя лицо Ратаря и этого не выражало.

Вернувшись в штаб, он взялся по мере сил готовить армию к вторжению в Зувейзу на выдвинутых конунгом Свеммелем неисполнимых условиях. Адьютанты, выслушав приказ, только всплескивали руками, и Ратарь, обыкновенно флегматичный до невозможности, орал на них в голос. После аудиенции у конунга хотелось облегчить душу. Но это не очень помогало.

Гарнизонная служба в герцогстве Барийском пришлась Теальдо очень по душе, хотя наступающая в южных частях Альгарве осень казалась северянину зябкой. Восторг жителей Бари по поводу воссоединения с сородичами, с которыми пытался разделить их дюк Алардо, не утихал, и восхитительное множество барийских девиц с восторгом готовы были соединиться с альгарвейскими солдатами.

– А почему нет? – изумился Тразоне, приятель Теальдо, когда солдат высказал свое довольство вслух. – Это же их патриотический долг, нет?

– Если я когда-нибудь решусь заявить девке, что переспать со мной – ее патриотический долг, она точно решит, что ее патриотический долг – огреть меня по башке, – отозвался Теальдо, отчего Тразоне только расхохотался. – А вот что еще мне нравится здесь – не приходится палить по валмиерцам или елгаванцам, а те не палят в меня.

Тразоне рассмеялся снова, басовито и громко, как и полагалось при его могучем сложении.

– С этим спорить не буду, клянусь силами горними, спорить не буду. Но рано или поздно нам придется стрелять, и окажется, небось, что лучше бы мы воевали с клятыми каунианами.

– Рано или поздно – там увидим, – отозвался Теальдо. – А пока никто в меня не палит – вот и славно.

Он вышел из казармы. Бревна, из которых был сложен сруб, еще пахли свежей живицей. Вдалеке били о каменный мол, заслонявший гавань Имолы от зимних бурь, мощные валы Узкого моря. Над головой тянулись на север бессчетные птичьи стаи. Пернатые уже начали бегство от долгой зимы в краю обитателей льдов. Скоро, очень скоро они покинут и герцогство Бари, направляясь в теплые страны. Одни остановятся в северной Альгарве или Елгаве, другие пересекут Гареляйский океан, чтобы провести зиму в тропической Шяулии, где едва знали, что такое мороз.