Тьма надвигается

Он глянул на небо, как бы позабыв закончить фразу.

– Возможно, мы могли бы прийти к взаимопониманию, – отозвался старший садовник без особой обиды. Он знал правила игры и передавал Бембо очередь хода.

– Десятки хватит? – деловито спросил он, отведя жандарма в сторонку.

Они поторговались немного и сошлись на пятнадцати.

– Силы горние, – добавил Бембо, – я бы и на десятку согласился, если эта девка, Альцина, до меня снизошла.

– Я ее не в публичном доме нанимал, так что спрошу, – ответил садовник. – Откажет – доплачу серебром, сами себе купите что желаете.

– Это справедливо, – согласился Бембо.

Вернувшись, садовник зашептал что-то Альцине на ухо. Та оглянулась на Бембо.

– С ним?! – воскликнула она, с великолепным презрением тряхнув головой. – Ха!

– Это тебе обойдется в лишнюю пятерку, – прорычал Бембо. Уши его горели.

У садовника хватило соображения не спорить. Сребреники он выложил без единого звука. Бембо сунул деньги в кошель и побрел дальше, злой и довольный одновременно. День прошел с прибытком… но ему бы хоть каплю везения, и прибыток не деньгами бы измерялся.

Наконец, скорей по случайности, чем намеренно (так, во всяком случае, казалось подводнику), лагоанцы дали Корнелю задание, о котором тот мечтал сам. Из тумана впереди проступала гавань Тырговиште.

Подводник возблагодарил силы горние за этот туман. В ясную погоду им с Эфориелью было бы куда трудней приблизиться к родному острову. Альгарвейские патрули были гораздо бдительней сибианских – одна из причин, по которым архипелагом теперь правили вельможи короля Мезенцио.

– Все в порядке? – спросил он, обернувшись к лагоанским диверсантам на спине левиафана.

Свободно владеть их языком Корнелю не сможет никогда, но изъясняться понятно кое-как научился.

– Так точно, – ответили все трое, один за одним отстегиваясь от упряжи, за которую цеплялись, пока левиафан нес седоков по волнам.

Корнелю стало интересно, имеют пристегнутые под брюхом Эфориели игрушки что-то общее с теми, которые диверсанты возили в Валмиеру, или это нечто совсем иное. Но он не спросил. Не его забота.

– Подождите, – сказал он, когда лагоанцы уже готовы были отплыть.

Один замер, повиснув в воде. Из-под прорезиненного комбинезона подводник вытащил плотно закупоренный футляр из промасленной кожи.

– Здесь конверт, – произнес он старательно заученные лагоанские фразы. – Пожалуйста, бросьте в почтовый ящик. Моей жене.

Когда он бежал с Сибиу, у него, конечно, не было при себе конверта с надпечаткой об оплате. У его сотоварищей по несчастью, беженцев из островной державы, – тоже. Однако в Лагоаше жили собиратели подобных мелочей. В лавке, торгующей конвертами разных стран, Корнелю купил все, что ему потребовалось, и заплатил едва ли вдвое против того, что с него взяли бы в почтовом отделении рядом с домом.

Лагоанец взял водонепроницаемый футлярчик.

– Ладно, командор, мы об этом позаботимся, – ответил он по-альгарвейски.

Язык захватчиков становился обоюдоострым мечом: с одной стороны, большинство сибиан понимали его, с другой – заговоривший на нем казался не противником оккупантов, а их пособником.

– Благодарю.

Корнелю незаметно пожал плечами. Немногие лагоанцы владели его языком. Большинство полагали, что и альгарвейский сойдет, и до самой войны они были, в общем, правы. Но сейчас всякий, в чьих устах существительные кончались на «-о» вместо «-у», а «р» не булькало в горле, а звонко раскатывалось, демонстрировал этим, что происходит не со злосчастных островов, которыми правил король Буребисту.

Помахав напоследок, лагоанцы поплыли к берегу, толкая перед собой сундучок с неприятностями, и почти сразу же скрылись в тумане. Корнелю едва удержался, чтобы не соскользнуть со спины левиафана и не поплыть за ними. Подойти так близко к Тырговиште и не спуститься на берег – это было жестоко, жестоко. И все же… если он не подчинится приказу и бросит Эфориель, как сможет он нанести удар по захватчикам? Если бы Корнелю хотел всего лишь остаться дома, он мог бы сдаться в плен после того, как солдаты короля Мезенцио захватили Сибиу. Он не сдался тогда. И не опустит руки теперь.

– Костаке… – прошептал он.

Где-то там, в городе Тырговиште, у него был сын – или дочь – ребенок, которого он никогда не видел. Это тоже было тяжело.

Эфориель вопросительно фыркнула. Левиафаны были умней, чем полагалось простому зверю, а с Эфориелью они провели вместе не меньше времени, чем с Костаке. Она понимала, что ее седок в печали, хотя и не знала – отчего.

Вздохнув, Корнелю погладил гладкую, упругую спину. Не любовная ласка… но было в этом жесте свое удовольствие.

– Я и тебя не могу бросить, верно? – спросил он.

Эфориель снова фыркнула. Тоже хотела сказать что-то, вот только у подводника не хватало соображения понять – что.