Тьма надвигается

– Приветствую вас от имени моего конунга, – бросил посол Хадджаджу, когда лакей ввел министра иностранных дел Зувейзы в его кабинет. – Ваша пунктуальность свидетельствует об эффективности.

– Благодарю и приветствую, в свою очередь, вас от имени его величества, – ответил Хадджадж.

С Ансовальдом он общался на альгарвейском – языке, которым оба владели в равной мере свободно. Хадджадж полагал, что со стороны Свеммеля было бы значительно эффективнее направить в Бишу посла, который хотя бы владеет зувейзинским, но говорить об этом вслух было бы недипломатично. Сам он понимал ункерлантское наречие значительно лучше, чем показывал. «И значительно лучше, чем мне хотелось бы», – как любой зувейзин в подобных обстоятельствах, добавил он про себя.

– Так в чем цель нашей встречи? – поинтересовался Ансовальд.

«Тороплив, как ункерлантец», – гласила зувейзинская поговорка. Если бы Хадджадж явился в гости к своему соплеменнику, они бы долго распивали чай и финиковое вино, закусывая печеньем и беседуя о всяческих мелочах, прежде чем перейти, наконец, к сути беседы. Если бы Ансовальд пришел во дворец, Хадджадж заставил бы его претерпеть неторопливый ритуал гостеприимства до самого конца, как традиции ради, так и для того, чтобы позлить вражеского посла. В посольстве, однако, правил ункерлантский обычай. Хадджадж вздохнул – едва приметно.

– Цель данной встречи, ваше превосходительство, – промолвил Хадджадж, – передать вам неудовольствие моего владыки недавними провокациями на границе наших держав.

«Неудовольствие» в данном случае наидипломатичнейшим образом подразумевало, что царь Шазли не может решиться, бесноваться ему от злости или трястись от ужаса.

Широкие плечи Ансовальда приподнялись и опустились вновь.

– Ункерлант отрицает факт каких-либо провокаций.

Из кожаного чемоданчика Хадджадж достал небольшой свиток.

– Ваше превосходительство, я должен представить вам список убитых и раненых пограничников и солдат со стороны Зувейзы, перечень собственности, уничтоженной во время ункерлантских нападений, а также незаконным образом воздвигнутых во владениях царя Шазли ункерлантских зданий и укреплений.

Ансовальд неторопливо прочел документ – написанный, как это принято было в дипломатических кругах, на классическом каунианском, – потом снова пожал плечами.

– Все указанные инциденты произошли на территории Ункерланта, – заявил он. – Если провокации имели место, то, очевидно, со стороны Зувейзы.

– Ну, знаете ли, ваше превосходительство! – воскликнул Хадджадж, забыв на миг от ярости о хороших манерах. Он указал на висевшую за спиной Ансовальда карту Зувейзы: – Посмотрите, будьте любезны! Некоторые из этих случаев произошли в десяти, а то и в пятнадцати милях к северу от границы между двумя нашими державами, установленной Блуденцким договором.

– Ах, этот договор… – Ансовальд нехорошо улыбнулся. – Предатель Киот выторговал в Блуденце у вас, зувейзин, этот договор ради вящей эффективности: оставив в покое ваших отщепенцев, он берег силы для боя с конунгом Свеммелем. Немного же это принесло ему пользы. – Нехорошая усмешка стала шире. – Почему должен конунг Свеммель следовать примеру изменника?

Возмущение Хадджаджа смыло ужасом. На миг ему стало любопытно: может, случись Киоту победить в Войне близнецов, Ункерлант оказался бы менее скверным соседом? Едва ли: ункерлантцев, в конце концов, не переделаешь.

– Конунг Свеммель, – проговорил он с величайшей осторожностью, – придерживался условий Блуденцкого договора с того момента, как стал править Ункерлантом нераздельно. Если бы он не признавал Зувейзу свободной и независимой державой, вы, ваше превосходительство, не могли бы исполнять роль его посла. Будет ли эффективно менять политику, приносящую столь щедрые плоды?

Даже волшебное для ункерлантского слуха словечко не поколебало Ансовальда.

– Эффективность, – заметил посол, опять пожимая плечами, – меняется со временем. В любом случае, мы отвергаем все переданные вами протесты царя Шазли. Что-нибудь еще или мы закончили?

Даже по ункерлантским меркам посол был резок до грубости.

– Будьте любезны сообщить конунгу Свеммелю, что мы будем защищать свои границы, – промолвил Хадджадж, вставая, и уже в дверях выпустил прощальную стрелу: – Свои законныеграницы.

Ансовальд демонстративно зевнул. Законность его не трогала ни в малейшей степени. «И его отца, – мстительно подумал Хадджадж, – тоже».

Выбравшись на улицу, Хадджадж едва не содрал с себя рубаху прямо на крыльце ункерлантского посольства. Ничего для себя нового пропотевшие столбы-часовые не открыли бы, а на душе бы стало полегче. Не без сожаления старик одернул себя, чтобы потом на обратной дороге во дворец мрачно наблюдать, как темнеет от пота светлый хлопок.

Во дворце, чьи толстые сырцовые стены не без успеха боролись с жарою, Хадджадж все же снял рубаху и вздохнул облегченно.

Царские стражники сочувственно ухмыльнулись.

– Выбрались из савана, ваше превосходительство? – сверкнул белыми зубами один.

– Именно. – Хадджадж смял рубаху в комок и запихнул в чемоданчик. Ветерок нежно огладил кожу.