Тьма моего сердца

Найлы считали Эрао отмеченным судьбой, духами или богами. Или всеми вместе, я не очень понял. К нему относились по-особенному. Его никогда не хлопали по плечу, не трепали по волосам, хоть он был всего лишь подростком. Парни постарше из нашего сопровождения получали и тычки под ребра, и подзатыльники от старших; Эрао никто лишний раз не касался. Не то, чтобы касаться его опасались или брезговали — просто соблюдали дистанцию. Он был другой. Он был отмеченный богами. Или судьбой. Или во что там найлы верят.

Среди людей Короля-Ворона, сопровождавших нас до границы, был толмач-полукровка, рано поседевший воин, лишенный двух пальцев на правой руке. Увечье ничуть ему не мешало — я пару раз тренировался с ним на привалах, и, сказать по правде, мне пришлось туго. Толмача звали Юмо, и он кое-что рассказал мне про Эрао.

Некий найльский лорд, владелец небольшой крепости на границе с землями союзных ингов, охотясь в прибрежных скалах, подстрелил дикую кошку. Кошка сорвалась с кручи, и лорд полез вниз, к воде, чтобы найти ее. Кошку он не нашел, зато наткнулся на лодку, застрявшую между камней. В лодке лежал крохотный младенец. Лорд забрал ребенка к себе в крепость и назвал Эрао, что на найльском означает — скальный кот. Ребенок не был похож ни на найла, ни на инга. Бабки-знахарки хором заахали, жрец с найльского капища напророчил ему невесть что, случившийся в тоже время бард разнес весть о серебряном младенце по всей стране.

Здесь была неувязка, которую я не понимал. Как сын принцессы Летты попал в лодочку, почему оказался совершенно один в диких дебрях? Наверное, его подбросили тому найльскому лорду. Разыграли маленький спектакль. Таким образом, Король-Ворон очистил свое имя и пристроил бастарда, рождение которого скрыл ото всех, в первую очередь — от верховного короля. Может быть, именно поэтому принцесса сбежала из Химеры? Все считали, она просто сбежала от нелюбимого, а она искала ребенка… Бедная принцесса погибла где-то на границе с Этарном, более двадцати лиг к востоку от того места, где мы сейчас находились.

Мне не хотелось так думать. Король-Ворон мне нравился. Но чужая душа — потемки, а факт остается фактом: Ворон знал про мальчика и скрывал его существование.

Так или иначе, но судьба Эрао отметила. Юмо с воодушевлением втолковывал мне про его невероятные счастье и удачу, про какого-то духа-двойника, охраняющего парнишку, еще какую-то ерунду. Сыпал замысловатыми найльскими словечками, которые сам же не мог перевести.

Наверно, это его избаловало, думал тогда я, глядя в узкую, хрупкую, прямую как камышинка, спину, прикрытую небольшим круглым щитом, с бронзовыми полосами крест накрест. На пареньке была кольчужка не по росту, умело подогнанная ремнями, длинная, до щиколоток, шерстяная туника, которую он по найльскому обычаю носил не поверх кольчуги, а под ней, ингский войлочный плащ и ингская же шапка — кожаный чехол на металлическом каркасе, опушенный чернобурой лисой, с хвостом, мотающимся по плечам. Еще у Эрао имелся двухфутовый меч в обмотанных змеиной кожей ножнах, и лук, едва ли не с него самого ростом — найльские нобили никогда не брезговали оружием простецов.

К тому времени, когда произошел этот разговор, мы с Эрао остались одни — на границе я отпустил людей Ворона восвояси. Мало того, что я вез Лавенжьего бастарда, я вез его к отцу, к преступнику, к изменнику под моей кровлей. Я хотел приехать в Снегири скрытно, минуя дороги, посты и таверны. Мы пробирались по лесам, иногда нанимая в деревнях проводников, иногда на свой страх и риск. Я не знал, что застану дома, не знал, выжил ли мой принц, не знал, ушла ли весть о принце высокому лорду Маренгу и верховному королю. Я знал только одно — Энери, если он жив, будет первым, кто увидит Анарена Эрао.

Человек предполагает, бог располагает.

Гать, ведущая по краю Чудских трясин, соединяла земли Раделей и Стессов. Тропа контрабандистов, разбойников и беглых каторжан. Таким, как я, тайные тропы не открывают. Тем более, в Хаволинке, где мы наняли проводника, о кастеляне Снегирей были наслышаны. Я мог бы сослаться на Дереков, но промолчал. Это, наверное, и было ошибкой. Понадеялся на деньги. А за денежки всегда найдется тот, кто пожелает и рыбку съесть, и на елку влезть.