— Стоп, стоп, стоп, — взмахнул рукой Своч, с интересом и некоторым удивлением наблюдая за реакцией уже успокоившегося хорька, мирно сидящего на груди у юноши. Кантиль прогулялся взад-вперед, что-то напряженно обдумывая, а потом вновь уселся на ствол. — Неожиданный поворот событий. Я предполагал совсем другое. Думал, что настоящего Гошу Каджи кто-то похитил с помощью хитрого колдовства, а тебя подсунули на его место для каких-то определенных целей. Если б я оказался прав, то не судьба тебе воплотить их в жизнь. А тут совершенно иной сюжет закручивается… Короче, так поступим: ты сейчас в мельчайших подробностях рассказываешь мне историю своей жизни, я задаю тебе кучу вопросов, если мне что-то будет непонятным, а уж потом станет ясно, как дальше поступить. Начинай с самого рождения, рассказывай всё, что помнишь о своей жизни. Хотя нет! Лучше сперва поведай мне о твоих родителях в том мире, откуда ты в наш переместился.
— Своч, может быть, руки-ноги мне освободишь? — попросил мальчишка. — Я же никуда не сбегу. И обещаю рассказать тебе всё, что помню и знаю. Я так понимаю, нам и дальше в одной упряж…
— Обойдешься пока, — коротко отрезал Батлер. — Я хочу быть уверен в твоей предельной искренности, дабы знать, что поступаю правильно, везя тебя в столицу. Итак, твою маму в том мире зовут…
Рассказ Каджи о своем житье-бытье, богатом на приключения, уже растянулся на час, а конца-краю ему еще и не было видно. Хорошо, что кантиль наконец-то сжалился (или окончательно поверил ему?) и, бросив в костер какую-то маленькую бусинку, дематериализовал огненного хорька. А потом одним щелчком пальцев и от пут освободил. И даже усадил к себе на бревно вблизи радостно потрескивающего костерка, дав отхлебнуть глоточек из заветной фляжки. Разговор им предстоял еще долгий, за одну ночь бы управиться. И наверное к лучшему, что Гоше сейчас поневоле пришлось признаться, в том, кто он и откуда. Без взрослых союзников ему домой точно не попасть. Да и просто выговориться иногда не помешает, глянув во время рассказа на свою жизнь как бы со стороны.
Отступление 3. Два в одном
Предводитель многочисленной орды темучей, последние три десятилетия наводившей на жителей Лоскутного мира ужас своими молниеносными набегами, после которых пеплом по ветру развеялось не одно, и даже не два государства, а несколько десятков, возвращался с охоты. Сегодня она не принесла удовольствия, с самого утра не задавшись еще на этапе сборов, будто кто-то её загодя проклял.
Неудачи начались с того, что идикут Дайши наспех провел обряд, скомканно благословив охотников и невнятно пожелав им удачи, и деловито умчался за шатры к ближайшим кустам, еще с вечера мучаясь от резких болей в животе. За ночь его проносило раз пять, но облегчение наступало ненадолго. Вот тебе и «повелитель счастья»! А не успела группа знатных охотников отъехать и на полет стрелы от стойбища, как у одного из них сразу обе застёжки на подпруге сломались в тот миг, когда лошадь беспричинно на дыбы встала. Ему, свалившемуся в свежую придорожную грязь, размякшую после обильного ночного дождика, повезло, что его полностью не втоптали в вязкое месиво мчавшиеся позади всадники. Раздавили только левую ладонь, сломав ударом копыта два пальца и попутно раздробив несколько других, более важных костяшек. Раненый с провожатым отправился обратно в лагерь к знахарю, а остальные, покружив на месте, всё же продолжили начатое, уже не совсем уверенной рысью последовав за Амешем, нетерпеливо хлестнувшим своего скакуна плетью по крупу.
Вернулись они ближе под вечер хоть и со скудной добычей, но зато со свежим трупом ханского нукера, случайно в пылу преследования подстреленного кем-то из охотников. Стрела наискось пробила горло несчастного насквозь, по случайности угодив на вылете точно в сонную артерию и не оставив ему ни единого шанса выжить. Амеш мысленно даже пожалел своего нукера, который отличался исключительной преданностью. Понятное дело, что к шатру повелитель темучей прискакал мрачнее туч, вновь собиравшихся над головой. Спустившись с коня на землю, он бросил поводья шустро подбежавшему слуге и жестко распорядился стражникам, застывшим с обнаженными саблями по краям от полога шатра:
— Никого не впускать!
Недовольно сопя, хан, не разувшись, протопал в грязных сапогах прямиком по дорогим коврам, устилавшим пол, мимо очага и, тяжело вздохнув, опустился на сундук возле перегородки, за которой в закутке хранились его личные боевые доспехи и оружие, вперемежку с символами власти и дорогими безделицами из столиц разграбленных государств. Вовремя подоспевший слуга стащил с хозяина обувку и исчез с ней по другую сторону полога, повинуясь приказу:
— Принеси мне вина и еды.