Тьма. Испытание Злом

— Кто? — подскочили все, едва не разбудив раненого — тот вздрогнул во сне и застонал.

— Фветлые альфы. Фоплеменники мои!

Некоторое время спутники молчали. И без того подорванная репутация лесного народа в их глазах погибла окончательно.

«Вот вам и Хаген Мудрейший! Вот вам и священное равенство! Разве можно после этого относиться к нелюдям как к людям, если они Тьма знает что творят!» — с горечью подумал Йорген, а вслух сказал:

— Ну и манеры у ваших соплеменников! Хотя чему я удивляюсь? Что значит пара-тройка подбитых прохожих для тех, кто вверг целый мир во Тьму? Пустяк, детская забава! Удивительный вы народ — светлые альвы!

Это было жестоко и, может быть, даже несправедливо. Кальпурций Тиилл непременно осудил бы друга за такие речи. Но он спал, и ланцтрегер фон Раух мог говорить, что хотелось. Черный Легивар сделал ему страшные глаза, но плевать он хотел на Черного Легивара! Гораздо важнее, что Гедвиг Нахтигаль ничего не возразила, а наоборот, пробормотала «угу!».

— Твоя «любимая мачеха» тоже принадлежит этому народу, — тихо, отведя глаза, напомнил Семиаренс Элленгааль, хотя и сам понимал, что не стоило ему этого говорить.

— Моя приемная мать — исключительно благородная, добрая и честная женщина! Недаром она предпочла вашему порочному обществу человеческое! — отчеканил Йорген и отвернулся. Скверно было на душе, будто кусок мыла съел. Однажды, в голодные годы, было дело: нашел старый, потрескавшийся обмылок и подумал: раз на жиру приготовлено, вдруг можно есть? Откусил. Долго плевался потом. И теперь хотелось плеваться. А тут еще Фруте вдруг расплакался, этого не хватало! Вот оно — воспитание альвов!

— Прекрати! — свирепо велел старший брат. — Чего это ты вдруг расхлюпался? Отец бы не одобрил. Если бы я в твоем возрасте вздумал реветь при посторонних, он дал бы мне по шее и стал рассуждать о чести нашего рода. Не вынуждай меня следовать его примеру!

Да, так всегда и бывает в жизни: разозлишься на «посторонних», а срываешь дурное настроение на самых близких.

Но на юношу угрозы не подействовали, он продолжал заливаться слезами, горько и безутешно.

Тут уж Йорген испугался:

— Да что случилось-то?! Объясни толком!

— Я альв! — всхлипнул Фруте. — Я наполовину альв! Теперь… после всего… ты больше не будешь меня любить! Перестанешь считать братом!

— Вот дурень! — проворчал Йорген все еще сердито, но уже мягче. — Я не перестал бы считать тебя братом, даже если бы ты был мохнатым вервольфом и боялся серебра! Или там цвайзелем каким-нибудь! Тьфу-тьфу, чтобы не накаркать!

— Гы-гы! — совсем не по-альвийски сказал мальчишка, ему стало смешно. Слезы высохли.

Вскоре проснулся Кальпурций, все еще бледный, но заметно посвежевший. От кровавой раны на бедре осталось розовое пятно и рваная штанина.

— Какая жалость, — вслух подумалось ему, — что с помощью колдовства излечивается плоть, но не срастается ткань одежд. Иначе как было бы ловко…

— Штаны я тебе и без колдовства зашью, — рассмеялась ведьма.

А больше никто не рассмеялся.

— Эй, а что это вы как на похоронах сидите? — удивился силониец, только теперь заметив подозрительные светлые разводы на запыленном лице Фруте. — Что у вас произошло?

Гедвиг Нахтигаль, понизив голос, описала ему ситуацию.

— Друг мой Йорген, твой упрек был несправедлив, — выслушав ее, рассудил силониец. — Если Тьма превратила в уродов и безумцев людей, она могла дурно сказаться и на местных альвах. По ним нельзя судить о народе в целом… Кроме того, Семиаренс, вы уверены, что это были именно ваши соплеменники? Никогда не слышал, чтобы альвы селились так далеко на востоке!

— Уверен, — печально подтвердил тот. — Стрела, поразившая тебя, — альвийской работы. Попасть в цель на таком расстоянии способен только альв, да и луки человеческие так далеко не бьют. И потом, мне точно известно, что в этом лесу есть наше колониальное поселение. Мы гостили в нем на пути… туда. К слову, его обитатели были настроены против приближения Тьмы. Некоторые даже хотели нас остановить, нам пришлось бежать.

— О! — обрадовался догадке ланцтрегер. — Тогда понятно! Стрелок вас узнал и решил отомстить. Целился в вас, а попал в Кальпурция! Случайно!

— Если бы он целился в меня, то в меня бы и попал, — не согласился альв. — Наши луки не знают промаха.

Это была чистая правда.

— От Тьмы любой может окосеть! — проворчал Йорген. — Или он решил прикончить всех нас, застигнув в вашем обществе. Что ж, не возьмусь его осуждать! На его месте…

— Друг мой, сейчас не место и не время для раздоров! — напомнил благородный силониец. — Хвала добрым богам и хайдельским ведьмам, я вновь здоров и бодр, пора покидать эту благословенную лощину. Если мы сможем короткими перебежками добраться во-он до того холма, — он указал рукой направление, — то дальше, думается, будем недосягаемы для стрел и сможем спокойно продолжить путь.

Это было вполне разумное, взвешенное предложение, и Кальпурций ни на секунду не усомнился, что оно будет принято. Ах, как он ошибался!