Тьма египетская

Верховный жрец снова поправил леопардовую шкуру и заметил с некоторым вызовом в тоне:

   — Я не простой землепашец, но и мне приходится напрягать ум, чтобы представить себе Евфрат. На нашем языке даже трудно дать название этой реке. Надо сказать так: эта перевёрнутая вода, которая течёт вниз по течению, двигаясь вверх по течению. И я не считаю, что наш язык не прав. Правда, говорят, что есть земли, где тамошний Нил вообще не течёт по руслу, но падает сверху в виде капель. Приходится даже и в такое верить.

Мегила спокойно кивнул:

   — Мне приходилось видеть и белый Нил, лежащий на горах, как песок пустыни, но при этом он холоднее пола гробницы. Жители великой нильской долины сотни лет торгуют с отдалёнными странами, везут дерево из Митанни, серебро из Сирии, благовония из Пунта, но живут так, словно никаких других стран нет. Что делать, таковы египтяне. Мы, гиксосы, думаем по-другому. Мы точно знаем — другие страны есть, есть другие боги, есть всевозможные и невозможные племена, и к каждому можно найти подход. Мир велик. В страну тростникового племени я попал из ещё более отдалённого царства, из Элама. Возникло неотложное дело в столице этого богатейшего царства, в Сузах. Один из младших сыновей царя отказался жениться на своей сестре, в тамошней династии это закон, дабы священная кровь царского рода не расплёскивалась куда попало. Царевич заявил открыто, что желает соединиться с другим человеком, видит теперь в нём свет своей жизни. Царь разгневался и отказался от своего намерения сделать царевича наследником, что входило в планы Авариса. Мне надлежало образумить царевича так скоро, как только это возможно. И мне это удалось, хотя неприятное впечатление при тамошнем дворе не развеялось полностью. Поэтому я нырнул в камыши и попросил тамошних друзей нашего царства в случае, если сузский владыка не вернёт расположения прежнему своему любимцу, незаметно кольнуть отравленной стрелой другого царского сына, дабы лишить Элам выбора. Теперь тебе ясна картина моего тайного путешествия? Вот уже двадцать лет я занят подобными делами. Я бывал и в богатейших столицах с громадными гарнизонами, и в пещерных норах разбойников на узлах караванных путей, и открыто, и тайно. Со мною рады были побеседовать и жрецы великих божеств, и чёрные колдуны в горах Загроса или чащах Нубии. Сидонские купцы и вавилонские ростовщики давали мне деньги без счета и без расписки.

Мегила вдруг остановился.

   — Я сказал уже много, но не спросил, веришь ли ты мне?

   — Я поверю тебе, если ты объяснишь мне, почему так происходит.

   — Для того я и пришёл к тебе, чтобы это рассказать. Так слушай.

24

   — Развяжите его, — сказал Небамон.

Это был маленький, щуплый, необыкновенно жилистый человек с сухой горбоносой головой. Он стоял, широко расставив ноги в крокодиловых сандалиях, приоткрыв в лёгкой улыбке рот, полный мелких хищных зубов, и поигрывая коротким жезлом из чёрного дерева с золотым набалдашником в виде головы бегемота. Он был вдвое меньше Са-Амона, стоящего напротив, но, несмотря на это, явно был переполнен чувством собственного превосходства. Он был облачен в форму генерала египетской армии времён древних мемфисских династий. Он настолько точно держался старинных предписаний по этой части, что местные крестьяне принимали его за иноземца.

Отвесное солнце заливало большой прямоугольник белого, чуть присыпанного пылью плаца. Вокруг располагались приземистые глинобитные казармы, у входа в каждую стоял часовой. Часовые стояли на каждой из четырёх башен по углам квадрата крепости. В общем, с первого взгляда появлялось ощущение настоящего армейского порядка во всём. Крепость располагалась в углублении горной гряды, окаймляющей речную долину. Она была разрушена ещё в первые годы азиатского нашествия, и с тех пор о ней все позабыли. Настолько, что даже дежурные разъезды гарнизонной гиксосской конницы не считали нужным углубляться в эти безжизненные, раскалённые камни. Нечего тут было делать и обычным путникам, обычно льнущим при передвижении к влажному речному берегу. Небамон быстро и тайно — показывая свой небывалый организаторский талант — восстановил укреплённую точку и в течение всего лишь какого-нибудь полугода выдрессировал тут настоящий армейский пехотный полк. Воины набирались из числа храмовых крестьян Птахотепа, офицеры были в прошлом разбойники, изловленные в пределах нома и освобождённые хитростью верховного жреца мемфисского храма от наказания. Эта необычная пара — маленький полный священнослужитель и маленький жилистый вояка — в результате сумела добиться невероятного: обманула всех. И своих врагов, нечистых гиксосов, и своих друзей, самоуверенных фиванских жрецов. Те развалины в ивняке, на которые наткнулся ночью Са-Амон, были чем-то вроде замаскированного наблюдательного пункта и человеческого фильтра, где, как на суде Озириса взвешивают душу, взвешивали кандидатуру каждого забредшего туда незнакомца и решали, возможно ли допустить его в секретную крепость.