Читаем Тьма египетская полностью

Гость остановился, не решаясь войти и оглядываясь. Обошёл строение по кругу, нашёл древний на вид жертвенник с грубо выбитым углублением посередине и жёлобом для оттока крови. Над камнем столбом стоял мушиный рой. Совместный гуд, издаваемый жирными, звонкими мухами, был здесь правящим звуком. Неподвижный воздух сдвинулся, и ноздрей сочинителя запахов коснулся дух загнившей в жертвеннике крови. Испытывая сильнейшее желание удалиться, и быстрым шагом, Сетмос тем не менее вошёл внутрь, заранее кривясь, готовя себя к любой неприятности.

Внутри было не слишком темно, под потолком залы имелось несколько узких вертикальных окон, как в финикийском лабазе. Справа у стены возвышалось сооружение, похожее на алтарь, слева у стены была длинная, широкая каменная скамья. На ней лежал спиной ко входу закутавшийся в плащ огромный человек. «Человек», так именно и подумал Сетмос, ибо мысль его не смогла назвать лежащее женщиной. Таких видывать ему не приходилось, перебери хоть все странствия. Шесть, а то и семь локтей в длину. И торчащие из-под плаща ноги с такими жилистыми икрами.

Но, если это мужчина... Ему никак не положено быть тут! То, что кутается, лишнее доказательство, что на скамье запретный гость, проникший сюда тайно и не желающий, чтобы его разглядели. У госпожи Бесоры завёлся сожитель?! Но из каких мужчин, если им здесь не положено бывать?! Может, это кто-нибудь из «царских друзей» прилёг отдохнуть после того, как отдал долг Аварису? Нет, сам себя одёрнул Сетмос, такого не бывает. Они никогда не задерживаются и на лишнее мгновение и очень боятся, что их заподозрят в желании задержаться, ибо это и позор, и подозрение в возможном предательстве.

Сделалось так тихо, что стало слышно мушиное пение над окровавленным жертвенником там, снаружи.

Что же было делать в этой ситуации? То, что она чревата чем-то непредсказуемым, ощутить можно было просто кожей. Сетмос уже давно выскользнул из каменной гробницы и быстро струился вниз по склону под защиту разросшегося жасмина. Хека остался стоять и даже мысленно принюхивался к опасной тайне, что, возможно, скрыта в лежащем человеке. Сетмос-Хека едва заметно пятился, стреляя глазами по сторонам, стараясь определить, кем он замечен и чем ему это грозит.

И тут раздался низкий, хриплый, но вместе с тем несомненно женский голос:

   — Ты торговец благовониями?

Если бы у Хеки не перехватило горло от неожиданности, он обязательно солгал бы, но тут против своей воли не сделал этого.

   — Не торгуешь ли ты ещё чем-нибудь, кроме благовоний?

И тут Хека промолчал, с горлом всё уже было в порядке, но теперь перебивались одна другою мысли, и он не мог выбрать, какую произнести вслух.

   — Нет ли у тебя зелёного дурмана или смолы дерева сит-хта?

Хека не слыхал таких названий. Кто знает, может, в запасах колдуна есть и этот дурман, и эта смола. Он мысленно ощупывал мешки и шкатулки, разложенные им накануне вдоль стены своего жилища. И вдруг ему показалось, что гигантская женщина участвует в этом осмотре вместе с ним. Вместе с ним развязывает верёвки, засовывает свою руку в распахнутые лари, принюхивается громадной ноздрей к раскупоренному кувшину.

Раздался тяжёлый, растянутый чих, как будто она и в самом деле чего-то нюхнула, и длинная фигура на каменной скамье волнообразно колыхнулась.

   — Приходи вечером, торговец благовониями, и приноси свои дары.

Дары?

Сетмос-Хека поставил табурет перед строем своих краденых сокровищ. Долго сидел, подперев культёю подбородок и пощипывая пальцами уже весьма отросшую бородёнку. О том, чтобы уклониться от приглашения госпожи Бесоры, не могло быть и мысли. Но вот что она имела в виду под словом «дары»? Свою основную работу — составление маскирующего запаха — он уже сделал. У него был целый короб сиреневого порошка, отбивающего запах едкого любовного пота женщины.

Но он не спешил объявлять, боясь, что с этим его значение в глазах писцов упадёт. Теперь ему предстояло решить задачу посерьёзнее. Что такое «зелёный дурман»? Что это за дерево сит-хта? Одно и то же растение может называться по разному на разных языках, это ведь понятно. Смола... Вот и этом ящике есть всякая. Серая, белая, чёрная горная смола, смола «масло Гора», смола жёлтая каменная для превращения в пыль, лечит, кажется, одеревенение конечностей. Или слепоту? Здесь что? Толчёные соцветия химуса, мягкий ливийский уголь, молока фаюмского угря. Только как всё это действует? В тысячный раз Хека поддельный вознёс проклятия Хеке подлинному. Скрыл, всё скрыл, жадный безумец! Как готовится «львиная вода»? Хека много раз видел, что принесённый охотниками товарищ, находящийся в предсмертном бреду, испив этой жидкости, вдруг приходил в себя, мог встать, хватался за копьё и хотел немедленно мстить потоптавшему его носорогу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги