Тьма чернее ночи

Она оглянулась на проституток и подмигнула. Все три наслаждались смущением Маккалеба.

– Они миленькие, – сказал он и стал отходить от бара, оставив ей двадцатидолларовую купюру. – Уверен, многие возвращаются из-за них. Возможно, Эдди Ганн тоже.

Он направился к двери, и она крикнула вслед – словно удар в спину:

– Тогда, может, и ты как-нибудь вернешься и попробуешь их?

Выходя, он слышал, как проститутки радостно вопят и хлопают в ладоши.

* * *

Маккалеб сидел в «чероки» перед баром «У Ната» и старался избавиться от смущения. Он сосредоточился на информации, полученной от барменши. Завсегдатай Ганн мог быть – а мог и не быть – здесь в последнюю ночь жизни. Босх тоже мог быть – а мог и не быть – здесь в последнюю ночь жизни Ганна. Факт, что эта информация косвенным образом исходила от Босха, озадачивал. И снова непонятно, зачем Босху – если это он убил Ганна – наводить на такой важный след. Высокомерие? Уверенность, что его никогда не заподозрят и потому его имя не всплывет при расспросах в баре? Или же здесь возможна более глубокая психологическая мотивация? Многие преступники совершают ошибки, которые приводят к их аресту, потому что подсознательно не хотят, чтобы их преступления остались безнаказанными. Теория «большого колеса», подумал Маккалеб. Может, Босх подсознательно старался сделать так, чтобы колесо наехало и на него.

Он открыл сотовый телефон и проверил сигнал. Хороший. Набрал домашний номер Джей Уинстон. Слушая гудки, посмотрел на часы и подумал, что уже, пожалуй, слишком поздно. После пятого гудка она наконец взяла трубку.

– Это я. Нарыл кое-что.

– Я тоже. Но еще сижу на телефоне. Давай я перезвоню тебе, когда закончу?

– Договорились.

Он закрыл телефон и стал ждать, думая о всяком-разном и глядя на улицу сквозь ветровое стекло. Вот из бара вышла белая проститутка на порог в сопровождении мужчины в бейсболке. Оба закурили и направились по тротуару к мотелю под названием «Скайларк».

Зазвенел телефон. Уинстон.

– Все сходится, Терри. Теперь я верю.

– Что ты узнала?

– Ты первый. Ты сказал, что что-то нарыл.

– Нет, давай ты. У меня мелочевка. А ты, похоже, выудила что-то крупное.

– Ладно, слушай. Мать Гарри Босха была проституткой. В Голливуде. Ее убили, когда он был еще ребенком. И тот, кто это сделал, остался безнаказанным. Как вам такое для психологических обоснований?

Маккалеб не ответил. Новая информация ошеломляла и заполняла многие белые пятна в рабочей теории.

Проститутка и ее клиент стояли у окна администратора мотеля. Мужчина отсчитал наличные и получил ключ. Они зашли в стеклянные двери.

– Ганн убивает проститутку и остается безнаказанным, – сказала Уинстон, не дождавшись ответа. – Точно, как случилось с его матерью.

– Как ты узнала? – спросил наконец Маккалеб.

– Я позвонила, как мы договорились, моей подруге Киз. Сделала вид, будто меня интересует Босх, и спросила, покончил ли он, понимаешь, с разводом. Она рассказала мне о нем все, что знала. История насчет матери, очевидно, всплыла несколько лет назад на гражданском процессе, когда против Босха возбудили иск о смерти в результате противоправных действий… Кукольник, помнишь такого?

– Угу. Полицейское управление не захотело тогда обращаться к нам. А еще этот тип убивал проституток. Босх убил его. Безоружного.

– Сплошная психология. Заколдованный круг.

– Что было с Босхом после того, как убили мать?

– Вообще-то Киз не в курсе. Ему тогда было лет десять-одиннадцать. Рос в детских домах и приемных семьях. Армия, потом полиция. Суть в том, что этого-то нам и не хватало. Того, что превратило незначительное дело в нечто, что Босх не мог выкинуть из головы.

Маккалеб кивнул.

– И больше того, – продолжала Уинстон. – Я внимательно просмотрела все материалы – разные дополнительные моменты, которые не включила в отчет. Посмотрела и протокол вскрытия женщины, которую Ганн убил шесть лет назад. Ее, кстати, звали Френсис Уэлдон. Там есть один нюанс, который кажется существенным в свете того, что нам теперь известно о Босхе. Осмотр матки показал, что она уже рожала.

Маккалеб покачал головой:

– Босх не мог знать. К тому времени как провели вскрытие, он вышвырнул своего лейтенанта в окно и был отстранен.

– Верно. Но он мог, вернувшись, просмотреть материалы по делу и, наверное, так и сделал. Видимо, ситуация напомнила ему детство. Понимаешь, все сходится. Восемь часов назад я считала, что ты хватаешься за соломинку. Теперь я убеждена, что ты попал в точку.

Попасть в точку оказалось не так уж приятно, но Маккалеб понимал возбуждение Уинстон. При таких совпадениях азарт может иногда затмить сам факт преступления.

– Что произошло с ее ребенком? – спросил он.

– Без понятия. Возможно, она отказалась от него после родов. Не важно. Важно, что это означало для Босха.

Уинстон была права. Однако Маккалеб не любил непроясненных деталей.

– Возвращаясь к твоему разговору с бывшей напарницей Босха… Она собирается позвонить ему и рассказать, что ты спрашивала о нем?

– Уже позвонила.

– Сегодня вечером?