Тьма

– Да в том, ребята, что вы вспоминаете обо мне, только когда кто-нибудь из парней дает дуба. Приходите и говорите, чтобы я помянул его в Летописях.

– Уходил бы ты из штаба, Мурген. Возвращайся в строй. Тогда ты снова станешь не одним из них, а одним из нас.

Вот ведь чертовщина. Похоже, я и сам не заметил, как превратился в штабную крысу.

– Может ты и прав. Теперь, когда мы захватили Хозяина Теней, предстоят некоторые перемены. Я буду иметь в виду твое предложение.

Рыжий хмыкнул. Он не слишком поверил моим словам, но отправился к своим парням с чувством исполненного долга. Меня передернуло. С плато тянуло холодным ветром, и мне показалось, – хотелось верить, что только показалось, – будто он нес с собой запах Кины. Мне припомнился ветер, дувший на равнине смерти. Я подумал о том, чтобы навалить побольше камней к основанию Знамени – оно содрогалось под напором ветра, – но поленился.

Хотелось бы погреться у костра, но по эту сторону Вершины с топливом дела обстояли плохо. Все доски, палки и щепки использовались лишь для приготовления пищи. Правда и готовить, кроме разве что горького корня, было нечего.

Ты научишься обходиться без света – припомнилась мне цитата из одной из старых Летописей.

Прямо перед моим носом появилась пара сапог. Принадлежавших дядюшке Дою – я понял это, заслышав бурчанье как всегда отстававшей от него матушки Готы – с такой походочкой она никак не могла за ним поспеть.

– Дядюшка, – промолвил я, не поднимая глаз, – чему обязан сомнительному удовольствию видеть тебя после столь долгой разлуки?

– Тебе следует держать свое Знамя поближе. Воитель Тьмы, так, чтобы оно постоянно было под рукой. В противном случае ты, скорее всего, его лишишься.

– Я так не думаю. Но кто-нибудь из приспешников Прабриндраха Драха, Обманник или мелкий колдунишка, считающий, что его способности для всех великая тайна, может попытать счастья и окажется вот в той канаве, прежде чем сообразит, что с ним случилось.

Я блефовал, но дядюшка вряд ли мог меня раскусить. – Знамя само умеет отличать своих от чужих.

Подошла матушке Гота, тащившая тюк размером чуть ли не с нее. Она прихватила с собой из Кьяулуна решительно все, что могло пригодиться. Включая запас дровишек. Я решил не выпендриваться, во всяком случае пока не кончатся дрова.

В мире есть повара и похуже матушки Готы. К их числу принадлежат ее сын и ненаглядный зятек.

Дядюшка Дой, будучи мужчиной и – по понятиям нюень бао – какой-то шишкой, – нес только Бледный Жезл и куда более скромный узелок.

Сбросив свою ношу, матушка Гота опустилась на четвереньки, чтобы залезть в нору. Встретившись с ней взглядом, я не смог удержаться от ухмылки. Она принялась изрыгать ругательства, кляня злую судьбину, устроившую землетрясение в столь неподходящий момент. Земля дрожала.

– Пусть Тай Дэй отдохнет, – сказал я. – Нам предстоит долгая ночь. – От взора дядюшки Доя не укрылся заткнутый мною за пояс короткий бамбуковый шест.

Холодный ветер крепчал. Полотнище Знамени хлопало и трещало. Дядюшка Дой окинул взором темнеющий склон, оценил бункер и бросил на меня сердитый взгляд, словно желая высказать сожаление по поводу того, что оставил свое разлюбезное болото.

– Когда занимаешься такими делами, и жить порой приходится соответственно, – сказал я.

Матушка Гота вновь вылезла наружу, чтобы озвучить своим бурчанием так и не высказанные соображения Доя.

– Вы сами напросились, – напомнил я им обоим.

Дядюшка Дой открыл было рот, но подавил желание попререкаться и устроился у входа в землянку, положив Бледный Жезл на колени. Гота принялась осматривать окрестности и собирать камни. Соседи не возражали, хотя в этих краях камни, кажется, становились единственным признаком благосостояния.

Я закрыл глаза и, словно чтобы растравить душу, принялся насвистывать мелодию, которую напевала Сари, когда была счастлива.

Затем, как всегда, пришла тьма.

Глава 79

Они дали все-таки мне поспать. И я заснул – не мешал ни холод, ни ветер, ни запах стряпни, ни собственный храп. Когда сгустилась ночь, я постепенно освободился от уз, крепивших меня к плоти. Некоторое время я чувствовал себя тряпицей, трепыхавшейся на ветру. И не предпринимал никаких усилий, чтобы двинуться куда бы то ни было. Возвращение дядюшки Доя пробудило во мне не слишком вдохновляющие воспоминания.

Мой дух слился с ветром, увлекавшим меня на север. Неторопливо проплыв над горами, пустынями и захваченными нами городами, я нашел Дрему, направлявшегося из Таглиоса в Дежагор. Паренек понимал, что, пока он скачет, ему ничто не грозит. Никто из агентов Радиши не смог бы угнаться за его конем.

Радишу его побег огорчил до крайности. План ее предусматривал необходимость захватить или убить каждого из братьев Отряда. Побег хотя бы одного означал возможность возвращения чумы. Подобно Нарайану Сингху, она знала, что тьма приходит всегда. В чем ее лишний раз убедили последствия случившегося в Дежагоре.