Тьма

Про всякого пережившего все, что пережил Дрема, и сохранившего при этом чувство юмора, можно было сказать, что с этим парнем все в порядке. Интересно, вернется ли он назад, чтобы покончить с ними? Мне это представлялось сомнительным. Но в рамках этой причудливой южной культуры такого рода вещи казались приемлемыми.

– Ты еще не разговаривал с капитаном? – спросил Дрема.

– Да я только тем и занимаюсь, что толкую с ним о том о сем. Я ведь летописец.

– Я имел в виду… Не говорил ли ты о должности Знаменосца? Помнится, ты намекал, что может быть…

Нетерпение паренька меня потешало. Ежели тебя назначают Знаменосцем, значит, командиры считают, что у тебя большое будущее. Знаменосец нередко становится летописцем. Летописцу, поскольку он вечно отирается около начальства и в курсе всего происходящего, – прямая дорога в лейтенанты. Лейтенант же почти всегда становится капитаном, как только открывается вакансия.

Случай с Костоправом был некоторым отступлением от эпической традиции. Его избрали капитаном, когда в Отряде оставалось всего семеро братьев и никто другой не обладал достаточными познаниями, да и просто не взялся бы за эту работенку.

– Я ему намекал. И он не ответил «нет». Скорее всего, окончательное решение будет оставлено за мной. А это значит, что все произойдет не так быстро, как бы тебе хотелось. Как раз сейчас нам приходится трубить по двадцать часов в сутки, и у тебя просто нет времени чему-нибудь учиться.

– Да мы почитай, что ничего не делаем, – запротестовал Дрема. – Я мог бы просто отираться возле тебя да приглядываться…

Наш разговор прервал зычный голос Бадьи, призывавшего Дрему пошевелить задницей и не отлынивать от работы.

– Желаю удачи, малыш, – сказал я ему. – И не торопись ты так. Бери пример с меня, с того, как я поступаю с Анналами. Потерпи до осады. Вот уж когда времени будет в избытке, в том числе и на то, чтобы выучиться читать и писать.

– А я и так учусь. Хочешь верь, хочешь нет, но я уже знаю пятьдесят три обычных знака. А различаю почти все, письменный таглиосский весьма сложен. Мало того, что в обычном алфавите больше ста знаков, так гуннитские жрецы используют еще и сорок два знака Высокого стиля. Многие знаки идентичны по значению и звучанию, но имеют особый иерархический смысл, а иерархия значит для гуннитов очень и очень много.

– Продолжай в том же духе, – велел я Дреме, – с такой настырностью ты непременно добьешься своего.

– Спасибо, Мурген.

Паренек устремился вверх по склону, проскальзывая в тесной толчее, словно был смазан салом.

– Вот уж не за что, – пробормотал я себе под нос. – В большинстве своем Знаменосцы вовсе не так удачливы, как я. Не та работенка, которая продлевает жизнь.

Приметив Госпожу, как всегда окруженную ее почитателями и теми из наров, кто не изменил Отряду, я направился в ее сторону.

36

Люди расступались, давая мне дорогу. Такое случается, если человек считает, что от него зависит, какое место он займет в истории: будет восславлен или заклеймен позором. Благодаря усилиям Костоправа все в Отряде признавали значение Анналов.

Госпожа огляделась по сторонам, и на ее обычно бесстрастном лице промелькнула досада.

– Похоже, – заметил я, – нас задержат здесь до тех пор, пока Бадья и его парни не убедят людей Могабы в том, что погода испортилась и им пора по домам.

Погода и впрямь испортилась. Ветер крепчал, и становилось все холоднее. Над головой собирались темные тучи. Похоже, дело шло к снегопаду.

– Ага. Будем надеяться, – сказал Лебедь. – Нам тоже не помешает спуститься с этих гор.

Говорил он скорее не со мною, а сам с собой.

– Я терпеть не могу горы.

– Я тоже не в восторге от снега и холодов, – заметил я и тут же обратился к Госпоже: – Ты по-прежнему намерена избегать меня?

– А что ты хочешь знать?

– Ну например, как тебе удалось восстановить былую мощь. Я думал, после той истории в Курганье ты лишилась ее навеки.

– Я ее украла. Но вообще-то это не твое дело.

Ее поклонники рассмеялись, главным образом потому, что надеялись таким способом подольститься к ней.

– Ты снова видишь сны?

Поразмыслив, она призналась:

– Да.

– Я так и думал. Ты выглядишь малость потрепанной.

– За все нужно платить, особенно если играешь по-крупному. А как насчет тебя, летописец?

Я поймал себя на том, что предпочел бы не рассказывать. Особливо перед этими парнями. Но пересилил себя.

– Пару раз в моих снах появлялось нечто, что могло бы быть Киной. Вот я и подумал, может, в то самое время она беспокоила тебя?

Услышанное явно заинтересовало Госпожу. Она задумалась, а через некоторое время сказала:

– Когда это случится снова, заметь время. Если сможешь.

– Попробую. А как тебе удалось выйти целой и невредимой из противоборства с Киной?

– То была вовсе не Кина.

Не моргнув глазом, Госпожа перешла на грохгор, почти забытый язык, которому я выучился от бабушки, чьи соплеменники полегли в войнах, когда сколачивалась империя Госпожи. Бабушки давно не было в живых, матушки тоже, а я не говорил на этом языке с тех пор, как записался в Отряд. Разве что ругался.

– Как ты… – Я осекся и торопливо забормотал: – Откуда ты узнала, что я…