Они с Джоном и сами удивлялись, когда то, что начиналось восемь лет назад как мелкое мошенничество для приработка, превратилось в постоянное выгодное занятие. Первые годы были сплошной комедией, и после каждого молитвенного собрания они хохотали до слез, не в силах даже пересчитать выручку. Но очень скоро убедились, что деньги были отнюдь не единственным приятным преимуществом их новой деятельности: выяснилось, что самым тяжким грехом, требующим покаяния, была слабость плоти. Чем больше брату Мартину удавалось пробудить в людях угрызений совести, тем усерднее он благодарил Господа за то, что послан им в качестве орудия греха. Наедине, бывало, он подмигивал Джону и спрашивал: «Кто сможет оспорить идею, что трахаться с кем попало — это благо для души?» Но после того, как брат Мартин, он же Марти Рэндел, за два года трижды подцепил триппер, его отношение к этому вопросу изменилось. Но только ли гонорея виновата в том, что человек сходит с ума? Сегодня — гонорея, а завтра — маразм? Возможно, брат Мартин поверил во всю эту чепуху именно потому, что все они так неумеренно ему поклонялись. До того как основать Храм Новообращенных, Рэндел — брат Мартин — был обычным мошенником, теперь он стал тем, кого полагалось боготворить. Да у кого угодно голова пошла бы кругом! Брат Джон, он же Джонни Паркер, с изумлением наблюдал, как менялся с годами Рэндел: его проповеди становились все более эмоциональными, неизменно достигая мощного крещендо, заставляющего всех прихожан вскакивать, рукоплеща и восклицая: «Аминь, брат Мартин!» Иногда они оба, как и прежде, посмеивались над легковерием своей паствы, поздравляя себя с удачей, но подобные минуты выдавались все реже и реже. А нынче у брата Мартина, кажется, поехала крыша. Неужели он на такое пойдет? Или он просто одержим манией величия, придумав это, чтобы испытать своих прихожан и доказать свою власть над ними, но в последнюю минуту все же остановит эксперимент? Брат Джон, он же Паркер, надеялся, что произойдет именно это.
Брат Мартин направился к кафедре-, на ходу привыкая к яркому освещению зала после полумрака маленькой комнатки. Его появление было встречено возбужденным гулом. Люди тревожно переглядывались, опасаясь того, что должно сейчас произойти, но сгорая от желания испытать это новое, но далеко не последнее переживание. Несколько человек в толпе все еще были подвержены сомнениям, но это случайные люди в их рядах. То, что творилось в городе, подтверждало слова брата Мартина. Время пришло, и они хотели быть в числе первых.
Брат Мартин привлек внимание прихожан к трем большим чашам, стоявшим на столе в центральном проходе.
— Перед вами, возлюбленные братья и сестры, наш эликсир, — торжественно провозгласил он. — Сделав один-единственный глоток, вы обретете бессмертие. Вы своими глазами видите хаос, который воцаряется в мире, и людей, которые умерли, но не желали расстаться со своим телом. Неужели вы позволите себе превратиться в жалких дегенератов? Или вы последуете за мной, без всякого насилия над собственной волей? В чистоте? — И он бросил на собравшихся такой красноречивый взгляд, что каждый прихожанин почувствовал, что эти слова адресованы только ему. — Некоторые из вас испытывают страх. Мы поможем вам преодолеть его. Кое-кто все еще сомневается. Мы вместе преодолеем эти сомнения. Многие из вас ненавидят этот мир и страшные страдания, которые он вам причиняет. Я утверждаю, что это прекрасно! Ненависть прекрасна, ибо сей мир — омерзительное, презренное место! Проклинайте его, братья, хулите его, сестры! Вспомните слова: «Разве свет, а не тьма суть день ГОСПОДА, разве не мрак без проблесков?» Вот что такое день ГОСПОДА! Со светом покончено!
Брат Мартин взмахнул рукой, и по его сигналу брат Джон, стоявший у рубильника, выключил свет. Зал погрузился во тьму, если не считать слабого мерцания свечек, намеренно расставленных тут вдоль стен. По толпе прокатился стон.
— Открой двери, брат Самуил, — приказал учитель, и человек, стоявший около двойных дверей храма, широко их распахнул. Наружная тьма соединилась с тьмой внутри
За дверью виднелись уличные фонари и жилые дома, все окна которых были ярко освещены. Специальное распоряжение городских властей предписывало включать в столице все лампы до единой: они уже испытали силу Тьмы. Она возвращалась каждую ночь под покровом естественной темноты, и с каждым разом беспорядки усиливались. Невозможно было предугадать, кто подчинится ее воздействию — отец или мать, брат или сестра. Ребенок. Друг. Или сосед. Невозможно было предугадать, какое зло подспудно в них притаилось в ожидании свободы. Единственным препятствием был свет. Тьма боялась света. «Свет во тьме светит, и тьма не объяла его». Так сказано в Евангелии от Иоанна. Но человек может победить свет. Брат Мартин удовлетворенно хмыкнул, и в неверном свечном мерцании его глазницы превратились в темнеющие провалы.