Тьма

Ему хотелось поскорее вернуться на сходку; он с удовольствием слушал разговоры этих парней, а сегодня, в связи с отсутствием других посетителей, появилась идеальная возможность самому поучаствовать в их дискуссиях. К счастью, его бар независимый, поэтому никакие типы, вечно сующие свой нос куда не надо, не донесут пивоваренным компаниям, какого рода организация проводит собрания в его баре. Один его приятель, державший бар в Шердитче, лишился места, когда управляющий пивоварни, владевшей этим баром, узнал, что он предоставляет задние комнаты для собраний «Национального фронта». Самое гнусное в положении арендатора — это то, что приходится плясать под чужую дудку.

— Иди сюда, Шейла, — крикнул он. — Так и быть, принесу.

Она холодно посмотрела на мужа и подала ему фонарик и новую лампочку.

— Сорок ватт? — недовольно спросил он. — Маловато от нее будет толку.

— Других у нас нет, — терпеливо ответила она. — Заодно подними немного «Бейбишама», раз уж ты туда идешь.

— Грушевого сидра? На кой черт он сегодня нужен?

— Завтра пригодится. Сам знаешь, сколько теперь народа набивается в дневное время.

— Да уж, все отовариваются заранее — вечером-то ничего не купишь.

— И правильно делают, иначе мы с тобой разорились бы. Поторапливайся, а то твои приятели разорутся, что так долго нет пива.

— Они вовсе не мои приятели..

— Не считай меня за дурочку. Ты все время возле них вертишься.

— Просто я согласен с тем, что они говорят. Сама видишь, сколько развелось черномазых. Больше, чем нас.

— Ладно уж, спускайся. Иногда ты рассуждаешь как большой ребенок.

Алекс неуклюже полез вниз.

— Попомни мои слова, они еще и сюда повадятся ходить выпивать. — Его большая круглая голова скрылась в подполе.

— Хайль Гитлер! — сухо бросила Шейла и пыхнула сигаретой. После чего с покорным вздохом продолжила наводить блеск на кружки.

Внизу Алекс осветил фонариком грязный, провонявший пивом подвал. Скоро луч наткнулся на свисающую с низкого потолка лампочку без абажура. «Завтра надо будет проверить, сколько осталось товара, — подумал он, ступая по пыльному каменному полу. — Все кончается... о, черт!» Алекс вступил в лужу прокисшего пива и быстро отдернул ногу, стряхивая капли с башмака. Посветил вниз и увидел свое отражение в тонком слое разлитого пива. Пол подвала до середины шел под уклон, чтобы пролитое пиво стекало в центральный желоб, а затем в канализацию. Он провел лучом фонаря вдоль желоба и увидел какие-то тряпки, которые вызвали закупорку.

— Падди, безмозглый ублюдок! — процедил он, имея в виду своего дневного бармена. В обязанности этого маленького ирландца входило каждое утро поднимать в бар напитки из подвала, используя для этого специальный лифт. Наверное, он и уронил в желоб тряпку или еще какую-нибудь дрянь. — Олух ирландский, — пробормотал он, отшвыривая носком промокший хлам. Черт, как трудно стало найти честных работников. Алекс осветил фонарем остро пахнущую смесь различных сортов пива, бурлившую в накрытой решеткой канавке. Хорошо еще, что канавка не забилась. Чего Алекс совершенно не выносил, так это прочищать канализацию. Все это дерьмо и помои. Но канализация должна быть в исправности, иначе в подвале за одну неделю наберется по колено пива, а вонь будет, как на пивоварне. Рассыльные не подкладывают дерн. Кидают ящики как попало. Ему показалось, что от светлого кружка, отбрасываемого лучом фонаря, что-то отпрыгнуло.

— Только не говорите, что у нас завелись крысы, — произнес он вслух.

Алекс обшарил фонарем весь пол, но ничего не обнаружил.

Решив, что это ему просто почудилось, он подошел к лампе. Никаких звуков вроде бы не слышалось. Лампа висела прямо над стоком, и владелец паба потянулся к ней, широко расставив ноги по сторонам канавки.

— Ой! — вскрикнул Алекс, дотронувшись до горячего стекла. Должно быть, лампа перегорела совсем недавно. Он отдернул руку и уронил фонарик. — Черт побери! — Фонарик разбился и потух. Немного света проникало в подвал из открытого люка, но там, где он стоял, было совершенно темно. Алекс полез в карман за носовым платком. Другой карман оттопыривала запасная лампочка. Он начал выкручивать перегоревшую, обернув ее платком, чтобы не обжечься.

Мрак его не беспокоил, поскольку он никогда не боялся темноты, даже в детстве. Но неприятное покалывание в затылке подсказывало ему, что в погребе что-то неладно.