Тлеющий уголек

— Хорошо, — хмурюсь я, бросая пенни в банку. Пока отец под машиной, я рискую взглянуть в пустой угол, тайно надеясь, что мой друг вернется. Но он не возвращается, и мое сердце болит. Он единственный человек, которого я встречала, кто понимает смерть так, как понимаю я.

Глава 1

Тринадцать лет спустя…

Я люблю кладбище. Тут тихо и спокойно — это единственное место, где я отдыхаю от смерти. Я терпеть не могу людные места, набитые голосами и жизнью. Больно находиться среди жизни. Люди не понимают, как близко находится смерть, прямо за их плечами, вокруг квартала, в конце улицы. Она везде, и я единственная, кто знает, где она прячется. Я вижу смерть каждый день, но кладбище уже мертвое.

Луна яркая сегодня ночью, ей остается немного, чтобы быть полной. Сухие листья падают с дуба, а воздух четко пахнет осенью. Надгробия покрывают землю, и легкий туман застилает хрустящую траву. Я прислоняюсь к стволу дерева с открытым блокнотом и ручкой в руках, строчу слова, которые важны для меня.

Кладбище мое чувство комфорта, мое святилище в мире тьмы, один кусочек света в моей жизни.

Я убираю кончик пера со страницы и перечитаю слова. Я звучу одержимой смертью, как Эдгар Аллан По или Эмили Дикинсон, но смерть — это огромная часть меня. С обычным прикосновением я узнаю, когда кто-то умрет. И будет ли им больно. Будет ли их жизнь украдена.

Я кладу блокнот на траву и сую ручку в корешок. Натягиваю капюшон поверх головы, скрещиваю руки и пялюсь на заброшенную улицу. Один из уличных фонарей мерцает, и собака лает за передними воротами дома из красного кирпича. Я гляжу на свои часы. Уже очень поздно. Я хватаю блокнот и иду через кладбище. Земля сырая и тяжелая, и моя черная обувь погружается во влажную грязь. Я вижу надгробия; большие, маленькие, сложные, простые. Я задаюсь вопросом, являются ли детали надгробия определением человека, который лежит под ним. Если оно большое и красивое, то значит ли это, что они были любимы многими? Или они были одинокими, но имели много денег? Заявляют ли маленькие и простые, что они жили одиноко? Или они всего лишь были не богатыми?

Я вероятно единственная сумасшедшая настолько, чтобы гулять вокруг с такими мыслями.

Ветер воет, поднимает кучу пыли. Я опускаю подбородок ниже, пробираясь сквозь пыль к передним воротам, пока пряди черных волос закрывают мое бледное лицо и серые глаза, и липнут к моим пухлым губам. Моя обувь цепляется за угол могилы, и я падаю лицом в траву. Блокнот вылетает у меня из рук, и моя голова ударяется об угол надгробия.

— Оу, — бормочу я, схватившись за голову, и размазываю грязь по щеке. Мой взгляд путешествует вверх по застывшей фигуре в капюшоне с опущенной вниз головой и косой в руке.

— Мрачный жнец, да? — я поднимаюсь на ноги, разминая их, и поднимаю голову вверх. — Спорю, ты знаешь какого это, не так ли? Быть окруженным смертью все время? Держу пари, ты понимаешь меня.

Ветер яростно поднимает мой блокнот и уносит его прочь. Защищая глаза от пыли, я гонюсь за ним. Он танцует среди листвы и скользит вокруг травы, наконец-то останавливаясь напротив парящей ангельской статуи на углу кладбища. Я спешу за ним. Черный ворон стремится вниз с одного из деревьев и кружит надо мной.

— Почему ты постоянно следишь за мной? — шепчу я ворону. — Это потому что ты знаешь, что я такой же символ смерти, как ты?

— Черт побери, я слишком болен и устал, чтобы делать всю твою грязную работу. Это такое дерьмо, — пронесся голос по кладбищу.

Я поспешно прячусь позади статуи Ангела, и ворон взгромождается на его голову, расправляя крылья. Никто не тусуется на кладбище поздно ночью, кроме чудил и людей как я. (И насколько я знаю, я единственная девчонка в своем роде.)

Лопата погружается в грязь.

— Я единственный, кто всегда должен выкапывать эти штуки.

Я украдкой гляжу сквозь трещину между ангельских крыльев. Тощий парень с хилыми руками и заостренным носом стоит в дыре, выгребая грязь. Мой блокнот находится в нескольких дюймах от вырытой горки грязи. Еще один взмах лопатой, и мои мысли о жизни будут похоронены.

— Если я был бы тобой, Грегори, я бы следил за своим тоном, — высокая фигура спрыгивает с крыши маленького мраморного мавзолея, и его длинные ноги растягиваются, пока он идет к дыре. Его волосы бледны как луна и его глаза как пепел. — Я легко могу найти кого-нибудь другого, кто будет раскапывать могилы.

Грегори бормочет что-то и зачерпает полную лопату грязи.

Высокий прислушивается.

— Что это было? Говори громче, я тебя не слышу.

— Ничего, — бормочет Грегори, и продолжает копать.