Тлеющий огонь

Это было чудовищно, немыслимо. Какой невероятно извращенный ум мог придумать такое? Айрин поймала себя на мысли, что, вероятно, искаженным было сознание самой Карлы. Разве ее видение событий не было столь же жутким, что и рисунки в блокноте Дэниела? И все же, если учесть, как Анджела отзывалась о своем сыне и жалела, что вообще его родила, версия событий Карлы выглядела очень правдоподобно. Айрин вспомнила пропущенный рождественский ужин, когда Анджела сказала, что завидует ее бездетности, и как она на следующий день извинялась. Она тогда сказала: Да пусть весь мир пропадет пропадом, лишь бы они были счастливы.

Карла отвернулась от Айрин и начала медленно подниматься по лестнице, а когда достигла верхней ступеньки, повернулась к ней лицом.

— Теперь вы понимаете, что отчасти это было за нее. Звучит ужасно, если произнести вслух, правда? Я убила ее сына за нее. Но в каком-то смысле так и есть. Я сделал это за себя, за моего сына, за Тео, но и за нее тоже. За то, что он разрушил жизнь Анджелы.

Вернувшись в свою квартиру, Айрин размышляла о том, как же иногда бывает полезно, пусть и не всегда приятно, что люди, подобные Карле, считают таких пожилых леди, как она, недалекими, рассеянными, забывчивыми и глупыми и не принимают их всерьез. По крайней мере, сегодня был именно такой случай. Карла решила, что Айрин осталось совсем недолго и она уже не успевает за быстрыми переменами в этом сложном мире, за его технологическими разработками, гаджетами, смартфонами и приложениями для записи голоса.

38

Погода снова переменилась, ледяной воздух прошлой недели внезапно был изгнан благословенным дыханием Средиземного моря. Еще два дня назад Мириам ежилась у печи в пальто и шарфе, теперь же стало достаточно тепло, чтобы пить утренний кофе и читать газету, сидя на задней палубе.

То, что было в газете, могло показаться выдумкой писателя: Тео Майерсона освободили из-под стражи, хотя ему по-прежнему предъявлялись обвинения во введении полиции в заблуждение и в воспрепятствовании осуществлению правосудия. А после того как полиция получила от неназванного источника записанное на диктофон драматическое признание, в убийстве обвинялась его жена.

Итак, в конце концов оказалось, что человек, которого Мириам пыталась выставить убийцей Дэниела Сазерленда, оказался его настоящим убийцей. Ну что тут скажешь? Интуиция Мириам оставляла желать много лучшего.

Чем не сюжет для романа?! Мириам не могла не рассмеяться. Попытается ли Майерсон использовать все это для написания новой книги? А может, стоит попробовать сделать это самой? Чтобы из грязи сразу в князи? Мириам возьмет историю его жизни и использует как канву, а потом перевернет ее так, как ей нравится, и лишит его влияния, слов и силы.

Впрочем, имелся более простой — и почти наверняка более прибыльный — способ действий, а именно — своевременный телефонный звонок в «Дейли мейл». Сколько там заплатят за инсайдерскую информацию о Тео Майерсоне? По ее прикидкам, очень даже прилично: Майерсон был как раз из тех людей — богатых, умных, утонченных, придерживавшихся левых взглядов декадентов из столичной элиты, — которых «Дейли мейл» не переносила на дух.

Мириам допила кофе, подошла к кухонному столу, открыла лежавший на нем ноутбук и начала набирать в «Гугле»: «Как продать историю газетам», как вдруг постучали в окно. Она подняла взгляд и чуть не свалилась со стула. Майерсон! Наклонившись, он заглядывал в иллюминатор каюты.

Она осторожно выбралась на заднюю палубу. Тео стоял в нескольких ярдах от нее, засунув руки в карманы, с мрачным выражением лица. С тех пор как она видела его в последний раз — при задержании полицией, — он сильно сдал. Если раньше он был дородным, румяным и уверенным в себе, то теперь осунулся и выглядел измученным и виноватым. Жалким. Сердце в ее груди затрепетало. Ей следовало бы прыгать от радости — разве не этого она хотела? Чтобы увидеть, как его сломали, как он страдает. Почему же ей вдруг стало его жалко?

— Послушайте, — сказал он, — давайте покончим с этим. Хорошо? Я просто… Я уверен, вы понимаете, через что мне сейчас приходится проходить… — Он пожал плечами. — Я даже не могу выразить словами, что испытываю. Да, я понимаю парадоксальность всего этого. В любом случае мне бы очень не хотелось привлекать полицию. В последний месяц мое общение с ней было более чем достаточным. Хватит на всю оставшуюся жизнь. Однако, если вы продолжите меня преследовать, то просто не оставите мне выбора.

— Прошу прощения? Преследовать вас? Я к вам и близко не подходила.

Тео устало вздохнул. Потом вытащил из внутреннего кармана пиджака листок бумаги, медленно, осторожно его развернул и начал читать ровным голосом, лишенным всякой интонации: