Ткущие мрак

Остановившись возле самого выхода, Вир осмотрел серый пустырь с сожжённой сухой травой, заваленный мусором и тиной песчаный берег, серую поверхность вальяжно текущей Пьины. Слева, далеко, за трущобами, начинались городские стены, справа, гораздо ближе — рыбацкая деревня и склады порта. Значит, самая окраина Пепельной кучи. Далековато его занесло. Почитай двадцать кварталов от комнаты, которую он снимал.

Вир всегда воспринимал случавшиеся с ним неприятности со стоическим спокойствием Шестерых, поэтому и сейчас даже не выругался. Направился к воде, чувствуя босыми ступнями едва сохранившееся тепло от пепла сгоревшей травы. Шагах в сорока от него начиналась пристань, там несколько женщин стирали белье и развешивали его на палках, прямо на ветру, несущем из порта дым костра, пахнущего дегтем. Далеко на реке качались несколько утлых лодчонок тех, кто добывал себе пропитание с помощью сетей.

Женщины заметили Вира, отвлеклись от стирки на мгновение, оценили, насколько опасен странный чужак, и вновь принялись заниматься своим делом. Голыми людьми, а также сумасшедшими, покойниками и любителями мутской пыльцы жителей Пепельной кучи не удивить.

Ноги по щиколотки погрузились в мягкий ил, он зашел в реку по колено, начал мыться, отмечая, что вода на удивление теплая. Счищал с кожи вонючую грязь, основательно и в то же время осторожно. Несколько раз окунулся, методично пытаясь прокрутить в сознании, что с ним случилось?

Пусто.

Выбираясь обратно на берег, чистым и просто обновленным, он увидел немолодую треттинку, наблюдавшую за ним. Она держала в руках большую плетеную корзину с выстиранным бельем, упирая ее в бедро, смотрела на Вира спокойно и оценивающе. Чернявая, смуглая, со светло-зелеными глазами, уставшим лицом и желтым платком, закрученным на голове на моряцкий манер.

— Неплохая задница, чужестранец, — оценила она. — Ты легко отделался, раз все еще дышишь.

— Видела, кто это сделал? — Вир ничуть не стеснялся своей наготы.

Та рассмеялась удивительно мелодично и молодо.

— У нас никто ничего не видит. Так безопаснее. Но раз ты в чем мать родила, то всяко тебя ограбили. Ты не похож на тронутого.

— Поделишься одеждой? — он остановился в пяти шагах от нее. — Если я пойду в таком виде до дома, то это может кому-то не понравиться.

— Такой высоченный парень, с таким необычным цветом волос и кому-то не понравится? Полно скромничать. Даже стража будет в восторге, — она еще раз улыбнулась и стала серьезной. — Если бы я помогала каждому обездоленному, то сама бы прогуливалась по берегу голышом да просила подаяние. Ничем не могу помочь. Поройся в мусоре, может быть Шестеро принесут тебе удачу.

Она отвернулась и побрела к домам.

— Эй! — окликнул ее Вир. — Твоя корзина тяжела. Я помогу ее донести. Как тебе такая плата?

— За штаны, которые стоят несколько медяков? Это Риона, сиор. Сердобольные здесь не выживают.

Она ушла, и Вир сказал тихо:

— Треттинцы не так уж и дружелюбны, как говорят о них в песнях.

Поиск среди мусора позволил подобрать три драные, воняющие дымом серо-коричневые тряпки, из которых он соорудил набедренную повязку. Через пару кварталов, застроенных низкими рыбацкими домишками, ему повезло — в сточной канаве валялся пьянчуга, до которого еще не добрались местные хищные рыбы. Вир разжился штанами (слишком короткими для него, да к тому же едва сходящимися на талии) и порванным плащом, который укрыл плечи.

Никаких угрызений совести он не испытывал. Портовые районы — дурное место, к тому же у выпивохи при себе осталась рубашка и подштанники. Куда лучший вариант, чем у Вира этим утром.

До дома, которым владел Нунцио — двухэтажного замшелого строения, где в торце ютилась скобяная лавка с ржавым металлом и бесконечными ящиками гвоздей, которыми уже пользовались не раз и не два — он добрался через час после того, как нашел себе одежду.

Ключа от комнаты у Вира теперь не было, так что пришлось беспокоить Нунцио. Тот сидел за квадратным столом, во внутреннем дворе, под платанами, передвигая круглые фишки по черно-белой доске. Против него в «Пехотный строй» играл Ретти — высокий, жилистый, с бритым черепом — промышлявший темными делами у портовых складов. А у дерева сидел грузный Ликка — пятидесятилетний боров таких необъятных габаритов, что он больше походил на раздутый бурдюк, чем на человека. Вир с трудом представлял, как ноги Ликка выдерживают вес этого огромного тела, какой крепости требуется кровать, чтобы не сломаться под такой тушей, и сколько нужно ежедневно жрать, чтобы не сдохнуть от голода.

Нунцио, увидев Вира, прищурился и сказал:

— Так ты жив-здоров, значит?

Ретти посмотрел мрачно. Ликка сонно, едва повернув огромную голову.

— А должен быть мертв и болен?

Старик сердито махнул рукой:

— Ну, так я и подумал, когда ты пропал и задолжал оплату за две недели. Нашли тебя на полу, и был ты чуть краше дохлого червяка. Так что мое удивление вполне оправдано.

— И ты решил избавиться от больного, — мрачнея, произнес Вир.