Ткач Кошмаров

В последнее время отношения между ними иначе как напряженными не назовешь. Но виноватой Морриган себя не считала. Она не собиралась возводить мосты. Не она отвергла берсерка после поцелуя – страстного и желанного для обоих. Не она порой смотрела так, будто Дэмьен ее предал. Словно был ее врагом, проклятым нарушителем спокойствия, привносящим в ее жизнь только хаос.

Морриган ловила эти взгляды во время их редких и неизменно случайных встреч. Что-то невысказанное таилось в сумрачно-серых глазах в такие мгновения.

– Владения Доминика, – поправила она.

– А разгуливаешь как по своим.

Морриган фыркнула. Ничего не поделаешь – она привыкла все контролировать. Тольдебраль отныне – ее с Клио дом.

– Многое поменялось, – сказала она скорее себе, чем Дэмьену.

Для их семьи – определенно. Если бы не Доминик, она бы так и осталась лишь бывшей охотницей, отступницей, преследуемой Трибуналом, на который совсем недавно работала. Он сделал ее адгерентом – официальным единомышленником – Высокого Дома О'Флаэрти.

А после воцарения Доминика она из никому не известной в Пропасти не то полуночной, не то рассветной ведьмы превратилась в девушку, отстаивающую интересы короля, – с теми же пылом и настойчивостью, с которыми Дэмьен защищал его от врагов.

Да и Бадб, в свою очередь, немало поспособствовала переменам. Пусть ей и не пришлось, как Морриган, потом и кровью зарабатывать для лорда О'Флаэрти симпатию Высоких Домов и существ древней крови. Хватило древнего как мир женского трюка… Эффектная внешность, страстная натура, кошачьи повадки – и вот уже король по уши влюблен.

Конечно, по старой памяти ее еще называли «легендарной Бадб Блэр» или «той самой Леди Ворон», но воспоминания о былом могуществе словно истаивали. Мать Морриган и Клио, которая считала своим домом и мир теней, и мир живых, после смерти и превращения в лича[2] растеряла львиную долю сил.

Бадб больше не посвящали кровавые победы. Они лишилась армии из живых солдат и призрачных теней-охотников. Ей давно не приходилось поднимать боевой дух воинов и вселять в королей, подле которых она стояла, уверенность в их непобедимости.

Даже извечная маска кокетства, гордости и претенциозности не помогала Леди Ворон скрыть, насколько ее это тяготило. Сквозь едва заметные, с волосок, трещины в маске Морриган видела охватывающее Бадб беспокойство. Однако не могла понять, что тревожило мать сильнее: что ее колдовская сила с течением прожитых на два мира лет и вовсе истает? Или что, о ужас, образ Леди Ворон сотрется из памяти людей?

Впрочем, об одном из страхов она отныне могла забыть. Теперь, когда Бадб стала любовницей короля Пропасти, о ней будут говорить охотно и много. Да и недолог тот час, когда она станет королевой. Неважно, что они с Домиником знакомы меньше года.

Бадб Блэр умела добиваться своего.

Даже Клио, казалось, смогла прижиться в Пропасти. Взять хотя бы то, с какой молниеносной скоростью сестра обзаводилась друзьями. Саманья, Сирша, Аситу, Ада, Дэмьен… Даже Ганджу, немногословный и грубоватый бокор[3] Дома О'Флаэрти, был покорен ее стойкостью, жизнерадостностью и силой духа.

Из ныне живущих Морриган когда-то называла другом лишь Ника, но и его дружбу она давно потеряла. А называть таковым Дэмьена, несмотря на все, через что они прошли, несмотря на то, что, по-своему, но защищали друг друга, у нее не поворачивался язык.

Легко предположить, что Морриган пошла характером в мать (Бадб особым дружелюбием тоже не отличалась), а Клио – в отца, которого обе сестры не знали. Если только забыть тот факт, что именно он и убил Леди Ворон. Нежной, доброй Клио – и откуда в ней только эта безграничная доброта? – сравнение с убийцей точно бы не польстило.

А вот для Дэмьена, наверное, мало что поменялось. Он продолжал выполнять свое главное обязательство – защищать Доминика. Разве что сложность, как и ставки, повысилась: был устранителем проблем для очередного лорда Высокого Дома, а стал телохранителем короля. Еще особняк О'Флаэрти сменился на Тольдебраль… Однако что-то подсказывало Морриган: Дэмьена роскошь окружающего убранства совершенно не прельщала.

– Я выторговала у Доминика право снять костюм охотницы, – поморщив нос, сказала она.

Доминик любил пускать пыль в глаза. Почти все время, в течении которого главы Высоких Домов рьяно отвоевывали друг у друга право называться королем Пропасти, Морриган пришлось проходить в уже чуждом для нее белом костюме охотницы. Носить его – будто пытаться натянуть на себя старую кожу, цепляться за прошлое, которого уже не вернуть. Так стареющая знаменитость упорно рядится в короткие обтягивающие платья двадцатилетней давности, не желая признавать, что молодость уже давно миновала.

Глупо – и бессмысленно – вспоминать о том, какой была ее жизнь раньше. Морриган изменилась, и прежней ей уже не стать. Так зачем терзать душу? Не лучше ли искать плюсы в настоящем? Таковым, например, был ее наряд, пришедший на смену поднадоевшей белой коже, – длинное декольтированное платье из багряного шелка, с черным поясом, напоминающим корсет.