Они погасили в гараже свет, закрыли ворота. Вдали, за черными высотными домами догорал закат. В воздухе сквозила легкая свежесть, намекая на приближение ночи.
– Серега, а вот ты об Гондурасе думаешь иногда или об каком нибудь Мапуту?
– Не-а, – ответил Тютюнин и удивленно посмотрел на друга.
– Вот. А надо бы.
Сергей не нашелся что сказать. Они побрели через пустырь, интуитивно выбирая направление, к родным панельным многоэтажкам.
– Чего-то холодновато к ночи становится. А ведь только середина лета, – заметил Тютюнин, обхватывая плечи руками.
– Это от загрязнения морей и океанов, – пояснил Леха. – Вода испаряется не в ту сторону, вот и случается катаклизм природы. Зимой, в феврале, загорать можно было, а вот теперь за февраль теплый расплачиваемся.
– Вон и свет отключили.
– А и точно! – Леха даже головой потряс. Дома провалились в темноту, словно их и не было. – Ну ничего – это к лучшему. Жены не так сильно нас проверять будут.
– Ага, – согласился Тютюнин.
Ветер все крепчал, у Сереги уже зуб на зуб не попадал от такого резкого похолодания. Ноги путались в жесткой траве, и идти становилось все труднее.
– Чего-то мы не туда идем, Леха! Давай сориентируемся! Чего молчишь?
Окуркин не отвечал и не двигался с места, глядя куда-то вперед, в темноту. Тютюнин проследил его взгляд и увидел каких-то животных. Поначалу он принял их за овец, благо с овчиной встречался ежедневно, однако овцы были слишком крупными.
– Мы что, в зоопарк приперлись? – произнес Тютюнин.
– Нет, Серега, это не зоопарк. Это оно самое…
– Выходит, плохо фильтровали?
– Выходит, – упавшим голосом подтвердил Леха. Он не отрываясь смотрел на животных, который били по мерзлой земле копытами и пускали из ноздрей пар. – Нужно куда-то идти. Здесь такая холодина, что мы ноги протянем.
– Не надо никуда идти, – ответил ему Сергей. – К нам уже другие идут…
– Кто?!
– А вот сейчас узнаем.
– Хорошо бы китаец, да, Серег? Мы с ним вроде как знакомы, а то ведь…
Договорить Леха не успел и чуть не подавился холодным ветром, увидев вынырнувшую из мрака рожу серовато-синюшного цвета, место которой было в самых жутких ночных кошмарах.
Неизвестное существо выглядело настолько безобразно, что Леха и Сергей, не в силах сдержать себя, заорали так громко, как, наверное, никто до них не орал.
Неизвестный, в свою очередь, тоже распахнул огромную пасть и закричал с неменьшим азартом. От таких душераздирающих воплей стадо волосатых зверей сорвалось с места и галопом унеслось прочь, а следом за ним, не прекращая орать, умчался и неизвестный урод.
– Ко… Кто это был, Серега? Кто это был? – заикаясь спросил Леха.
– О… Овцебыки…
– Я не об овцах… Я об этом монстре спрашиваю.
Впереди показались огоньки. Сначала два-три, затем больше. Они стали приближаться, и вместе с ними из темноты зазвучали какие-то колокольчики.
– Сейчас еще хуже будет, Серега! Не нужно было нам фильтровать эту гадость! Так надо было пить!
– Ну-да, ну-да! Ой-ей! Ну-да! Ой-как! – раздавались странные гортанные выкрики, становясь громче по мере того, как огни окружали незадачливых путешественников.
Холодный ветер продолжал дуть так же сильно, однако приятели его не замечали.
Вскоре стало понятно, что огни – это большие, работавшие на жиру фонари, надетые на длинные палки. Лиц самих фонарщиков видно не было, однако их лысые сморщенные головы то и дело выхватывались лучами неровного света.
Сергей и Леха стояли с открытыми от ужаса ртами, ожидая страшной развязки.
Фонарщики выстроились полукругом метрах в пяти от них и тоже замерли. Палки с фонарями в их руках подрагивали, а пришедшие следом существа без фонарей взволнованно переговаривались за их спинами.
Наконец один из фонарщиков сделал два неуверенных шага и произнес:
– О великие бобуны войны, этса! Не убивайте меня сразу, этса, и позвольте говорить!
Сергей и Леха не проронили ни слова. Они бы давно убежали, если бы знали куда. Парламентер тоже чувствовал себя не лучшим образом. Он шмыгал длинным бородавчатым носом и то и дело откашливался.
– О великие бобуны войны, этса! Не убивайте несчастного Вуби и дозвольте ему говорить, этса…
– Ну… – Серега набрал в легкие воздуху. – Это… типа говори…
– О великие бобуны войны, этса! Ваше великодушие, этса, безгранично! Дозвольте мне говорить!
– Да говори уже! – в истерике заорал Леха, у которого колени просто ходили ходуном, так что можно было подумать, будто он танцует.
Двое фонарщиков, стоявших ближе других, от страха свалились в обморок.
– Вас послал директоратор Фунсен в помощь нашему директоратору Марку Чибису, этса. Поэтому вы не должны убивать нас сразу и поедать наши потроха, поскольку мы, этса, подданные Марка Чибиса, да продлятся годы его радости…
– И нашей радости! – хором произнесли остальные уродцы.
– Прям театр, – обронил Тютюнин. – Может, они не опасны?
– Может, и нет, – отозвался Окуркин. – Только рожи у них, рожи… Мне такие и не снились ни разу. Спроси, чего им надо конкретно.
– Мужик! А чего вам от нас нужно? Чего теперь делать?
От первого же резкого слова Тютюнина цепочка фонарщиков покачнулась, однако на этот раз никто в обморок не упал.