Титус Гроун

Меланхолию как рукой сняло – нет, привычное состояние нисколько не покинуло душу Сепулкрейва; оно просто спряталось в дальний уголок, чтобы скоро вновь о себе напомнить. Легким движением лорд поднялся с кресла, поставил книгу на полку, где уже выстроились другие сборники поэзии, после чего вернулся к столу.

– Ну где ты там? – нетерпеливо вырвалось у герцога.

И тут из дальнего затемненного угла появился вездесущий Флей.

– Который час?

Флей поднес к глазам свои массивные часы:

– Восемь, господин!

Заложив руки за спину, хозяин Горменгаста прошелся вперед, потом назад. Флей наблюдал за ним, и тут аристократ остановился как раз напротив камердинера.

– Я хочу, чтобы сюда принесли моего сына, – заговорил лорд Сепулкрейв, – а ты иди и скажи няньке, чтобы к девяти часам она принесла его сюда. Проведешь их… ну, через парк, что ли… Все, можешь идти!

Флей, повернувшись, молча вышел. Пройдя несколько шагов по темному коридору, старик свернул направо. Хотя кругом царила полная тьма, Флей отлично ориентировался здесь. Все, он уперся в резную дубовую дверь… Так, теперь нужно протянуть руку, тут будет засов… В подтверждение предположений камердинера глухо звякнул отодвигаемый засов. Отворив дверь, старик вышел на улицу. Ночь была безлунной, только сбоку можно было различить росшие у стен библиотеки исполинские сосны. Впрочем, Флея темнота нисколько не страшила – он ходил этой дорогой тысячи раз, так что может пройти и сейчас, даже если ему завяжут глаза. Сперва – направился по вымощенной каменными плитками дорожке, вслух рассуждая с самим собой: «Но почему сейчас-то? Летом было достаточно времени, да и светло опять же – возись с мальчишкой – не хочу… Но словно забыл о ребенке… Давно нужно было заняться с дитятей – отец все-таки! Не пойму я: с какой стати вести их по улице ночью, да еще в такой холод! И так обращаются с наследником! Плохо. И опасно. Простудится. Впрочем, его сиятельству все-таки виднее. Он знает. А я – всего лишь слуга, что с меня взять? Впрочем, я самый главный слуга. На этот пост избрали меня, потому что верили мне. Интересно, почему? Наверное потому, что я умею молчать, хе-хе…»

По мере приближения к Кремневой башне деревья стали редеть, и на небе можно было различить отдельные звезды. Ветки больше не образовывали над головой плотный потолок, так что теперь на землю проникал слабый бледный свет звезд и луны. Внезапно Флей остановился, глядя с ужасом вперед. В нескольких шагах, прямо у дороги, стояла странная фигура – выше человеческого роста, абсолютно неподвижная. Что это? Не злой ли дух? Чувствуя, как гулко забилось сердце, Флей проворно схватился пальцами за висящий на шее талисман. Теперь можно сделать шаг вперед. И тут же камердинер выругал себя – «злой дух» оказался просто подстриженным деревом. И как только он днем не обратил внимания на эти проделки садовников?

Злясь на себя и садовников, камердинер не заметил, как дошел до нужной двери. Флей и сам не знал, почему сразу не поднялся по лестнице и не разыскал няньку Слэгг. Старик осмотрелся: с одной стороны – помещение для слуг, можно даже подойти и заглянуть в окно. С другой – высоченное окно кухни. Должно быть, смекнул Флей, ночная смена работает, а остальные наверняка уже легли спать. Камердинер лорда Сепулкрейва попытался представить, что может происходить сейчас на кухне. Все, как обычно: кто-нибудь из младших поварят отскребает с песком заляпанный жиром пол, кто-то моет посуду, кто-то готовит специи для завтрашних соусов.

Однако неожиданно для себя Флей углядел небольшое окошко, из которого лился зеленоватый свет. Старик еще не успел удивиться, как ноги сами понесли его через двор к этому окошку.

Дважды он пытался остановиться, говоря себе, что ничего интересного там быть не может, что уже холодно и что он пришел сюда по поручению господина. И тем не менее неведомая сила заставляла старика идти все дальше и дальше.

С улицы невозможно было определить, окно чьей комнаты заинтересовало его. Флею не нравился этот зеленоватый свет – в нем было что-то нездоровое. Зеленый цвет – хорошо, но зеленоватый, как считал Флей, кажется каким-то мертвенным. Окно оказалось слишком высоким от земли – заглянуть в него было невозможно, Флей мог только дотянуться до него кончиками пальцев. Раздраженный, камердинер стукнул себя по лбу и прошептал: «Безумец, как есть старый безумец! Куда тебя понесла нелегкая? Господин же велел передать няньке Слэгг, чтобы доставила мальчишку в библиотеку… А здесь нет никакой Слэгг».

Однако благие рассуждения снова оказались отброшены шальной мыслью, и Флей, не ожидавший от себя такой сообразительности, углядел в стороне оставленную кем-то бочку (что за нерадивый народ, бросается хозяйским добром!) и тут же начал подкатывать посудину к окну. Камердинер катил бочку медленно, стараясь не шуметь, чтобы кто-нибудь ненароком не застал его за этим занятием – иначе сплетен и слухов потом не оберешься. Тем не менее Флею это блестяще удалось – он не только подкатил бочку к окну абсолютно бесшумно, но и так же неслышно поставил ее на донце.