Титус Гроун

Флей не понял – про кого говорит лорд? И, выходит, он вовсе не рассержен увиденным? Разумеется, лорд Сепулкрейв тут же изложил верному старику свой замысел. И в очередной раз Флею пришлось удивиться, хотя после всего происшедшего с лордом Сепулкрейвом удивляться было особенно нечему. И тем не менее…

Флей не помнил, как долго они тащили неподъемную тушу шеф-повара с крыши, как волочили ее к Кремневой башне. Несмотря на все пережитое, старику было невероятно жутко. По соседству с башней серебрились в лунном свете обгорелые руины библиотеки, где началось безумие герцога. В стороне мрачной стеной стояли сосны, и Флею врезалось в память несколько шишек, валявшихся на посеребренной лунным светом дорожке…

Герцог посмотрел на старика пронзительным взглядом и неожиданно спокойно сказал:

– Это мой час. Ты должен уйти отсюда. Уйти прочь. Ты слышал, что я сказал? Это мой час. Час моего возрождения. Я должен остаться теперь один. Ты доблестно сразил шеф-повара – честь тебе и хвала за это. Остальное я беру на себя. Все, у меня начинается новая жизнь. Прощай…

Замолчав, аристократ нагнулся и принялся обматывать тушу Свелтера припасенной заранее веревкой. Больше он не смотрел на Флея. Старик понял, что делать ему здесь больше нечего. Медленно бредя от замка, бывший камердинер думал, как непредсказуема и жестока бывает судьба. Как безжалостно окунает она человека в море унижений, чтобы в следующий момент обласкать счастливой улыбкой. Пройдя некоторое расстояние, старик вдруг встрепенулся и, остановившись, оглянулся назад. Лорд Сепулкрейв забросил конец веревки в окно башни и теперь втягивал тело шеф-повара наверх. Мелькнула мысль – может, предложить ему помощь? Герцог все-таки, голубая кровь… Но тут же Флей вспомнил – сказал же лорд, что теперь начинается его вторая жизнь. Конечно, он наверняка и герцогом-то себя не считает. Нет, пока он не хочет привлечь его к ответственности за убийство, надо уйти подальше. Минута – и герцог, закрепив веревку с поднятым на уровне окна трупом, скрылся в башне. Флей почувствовал приступ тошноты. В самом деле, нужно уходить отсюда. Однако переживания последних дней, не сумев одолеть Флея сразу, навалились на него теперь. И какой старик запросто смирится с утратой привычного стиля жизни. За какую-то неделю рухнуло все, что казалось незыблемым. Подняв голову, бывший камердинер уловил равнодушное мигание звезд, под которыми он вынужден был скитаться изгоем. И неожиданно для самого себя Флей закричал. Он уже не помнил, как потерял сознание…

И СТАЛИ РОЗЫ КАМНЯМИ…

Одиночество в Дремучем лесу чувствуется особенно остро. Все – даже еле слышный щелчок треснувшего сучка – напоминает, что ты здесь только гость.

Он не помнил, как долго шел. Позади оставались труднопроходимые чащи и живописные полянки, но красоты природы не интересовали путника. Он шел и шел, изредка прерывая путь для короткого отдыха и сна. Дремучий лес казался мрачным исполином, сравнимым разве только с громадой Горменгаста. Человек шел, не имея представления, когда окончится его путь.