— Глушилка во дворце?! — Я не поверил своим ушам. — Как такое вообще возможно?
— Сейчас, к сожалению, возможно вообще все. — Дед тоскливо вздохнул. — Наши люди — те, до кого я вообще еще могу достучаться, сейчас проверяют дворец и все, что поблизости… но надежды почти нет. На окраинах уже стреляют в жандармов, а большая часть Одаренных сейчас заперта в центре. Во дворце, на Фонтанке… в общем, сам знаешь.
— Представляю, — кивнул я. — Что ты собираешься делать?
— Для начала — вытащить тебя из города. Остальное можно будет обдумать и потом.
— Мое место здесь. Юнкерам могут отдать приказ защищать Зимний.
— И в училище достаточно тех, кто может его выполнить. — В голосе деда прорезались привычные ледяные нотки. — А внук у меня, к сожалению, только один. Так что дождись машину и…
— А это уж как-нибудь решу сам! — рявкнул я.
И с силой опустил трубку на жалобно хрустнувший аппарат. Злость вдруг полыхнула с такой силой, что я даже не пытался разобраться, откуда она взялась — и на кого направлена.
То ли на Серегу, который с другими парнями уже готовился сделать за заговорщиков всю грязную работу, то ли на неуловимого Куракина. Или на Багратиона со всем его хваленым Третьим отделением, проспавшим измену прямо у себя под носом. На государыню, которой не хватило духу отдать приказ ввести войска в город до того, как стало поздно. На деда — за то, что решил наплевать на все и просто вывезти меня в Елизаветино.
Но в первую очередь — на себя самого. За то, что оказался недостаточно сообразительным или расторопным. Затянул важный звонок, не успел подумать о чем-то — или, наоборот, думал слишком много.
Будто от меня на самом деле зависело хоть что-то.
Нет, скорее меня приводило в ярость ощущение собственного бессилия. И то, что я действительно не мог придумать ничего лучше, чем подняться в дортуар, сидеть и не высовываться.
Я буквально снес плечом некстати оказавшегося у двери Ваську-штыка и поспешил к лестнице. Взлетел на три этажа, прыгая через несколько ступенек разом. И только когда запыхался, пошел уже тише. К счастью, никого из оберов мне на пути не попалось — а дежурные офицеры даже не смотрели на припозднившегося то ли из самоволки, то ли из увольнительной юнкера в штатском.
Наверняка у них были дела и поважнее.
Единственное место, где мне действительно оказались рады — уже ставший родным дортуар. Я не успел прошагать и половину пути между двух рядов коек, когда невесть откуда взявшийся Богдан налетел на меня сзади и повис на плечах.
— Княже! — выдохнул он мне прямо в ухо. — Живой, зараза такая!
— Да чего мне будет?
Я шагнул в сторону и едва не опрокинул однокашника хитрой подсечкой — и только в самый последний момент успел поймать.
— И то верно. — Богдан хлопнул меня по спине между лопаток. — Ладно, пойдем, хоть у дядьки отметишься. А то Иван уж извелся весь — сам знаешь, что сейчас на улице творится.
— Видел, — отозвался я. — А у вас тут чего?
— Да чего… разогнали по дортуарам и велели сидеть тихо — дескать, отбой, все как обычно. — Богдан покачал головой. — Только разве ж кто ляжет?
— Да куда уж тут, — понимающе кивнул я. — Тут с минуты на минуту могут всех в ружье поставить — и к Зимнему.
— Я сам так думал. — Богдан помахал развалившемуся на своей койке Подольскому. — А выходит-то иначе. Говорят, жандармы сами справятся. Да только куда им…
— Ну… армия? — Я чуть замедлил шаг. — Гвардейские полки, там…
— Толку от них? — отмахнулся Богдан. — Теперь уж никакого. И от этих, и от “Бисмарка” этого. Стоит — только людей пугает, железяка здоровенная.
Черт.
— Что ты сейчас сказал?!
Я резко остановился и, крутанувшись на пятках, схватил однокашника за грудки.
— Как назвал? — выдохнул я ему прямо в лицо. — Железяка?!
— Да… здоровенная. — Богдан непонимающе захлопал глазами. — Здоровенной железякой назвал… Эй, княже, стой! Ты куда?!
Глава 26
Мог бы догадаться и пораньше. Здоровенная железка! Корпус, толстая броня, орудия, паровые машины — несколько сотен, а может, и тысяч тонн металла, соединенных между собой. Да еще и расположившиеся на набережной у Зимнего — прямо под боком у государыни. Чем не антенна?
Еще в Пятигорске Багратион говорил, что глушилка вполне могла использовать само стальное тело панцера, как передатчик, и увеличивать радиус покрытия в несколько раз — даже с не самым могучим сердечником. И если даже самоходная железяка размером с грузовик блокировала Дар на несколько метров, то огромный крейсер… Наверное, Куракину пришлось протащить на него артефакт посерьезнее, самый мощный из всех, что были — но и результат не заставил себя ждать: аппарат отключил магию чуть ли не во всем городе, и теперь в центре правили бал не боевые заклятья, а винтовки и штыки.
А их, похоже, теперь в избытке не только у гвардии и жандармов.
Я прокручивал в голове десятки вариантов того, что сейчас могло твориться в городе — а ноги уже сами несли меня к выходу из дортуара. Богдан попытался поймать меня за руку, что-то кричал вслед — но потом отстал и загрохотал ботинками в противоположную сторону. Видимо, рассказать “дядькам”, что княже Горчаков повредился умом.