Тисса горит

— Я так и думала, — обрадовалась старуха, ласково кивая головой. — Господин Гофман на редкость порядочный и хороший человек. С господами, которых он приводит, у меня никогда не бывает никаких неприятностей ни насчет платы, ни насчет прописки. Его друзьям бояться нечего. А то ведь есть такие, которые скрываются от полиции…

— Хороша погода сегодня, — перевел разговор на другую тему пожилой человек в черном.

— Что вы, что вы, всю ночь дождь лил. Моросит и посейчас.

— Ничего, пройдет, — успокаивающе сказал он. — Моя фамилия Нитраи, — представился он Петру и добавил: — А если уж господь так щедр на воду, хе-хе-хе, то и тетушка Сабо, я думаю, не пожалеет для меня еще чашечки чая. Хе-хе-хе…

Избавившись от своей пятидневной щетины в первой попавшейся парикмахерской, Петр отправился в город.

В тусклом свете пасмурного утра ему показалось, что за то время, пока он скитался по Австрии и Чехии, улицы Буды, да и весь город сделался как будто меньше. Изменилась окраска трамваев, внешний вид толпы. Люди были одеты не хуже, чем в Братиславе или в Вене, но в городе белого террора эта с виду беспечная праздная толпа казалась Петру странной. Правда, озабоченных лиц попадалось немало, но напрасно искал на них Петр выражения ужаса или страха смерти.

Уже смеркалось, когда Петр подходил к проспекту Тёкели. В маленькой кофейной оставил он последние деньги, и еще не было семи, как он уже стоял перед Домом металлистов.

Стемнело рано. Газовые фонари были зажжены задолго до семи. Моросил дождь. Расхаживая взад и вперед перед Домом металлистов, Петр отдавался своим тяжелым думам. В партийной работе человек никогда не остается одиноким, — у него есть товарищи. Но если он механически выпал из движения… как быть? Что за смысл в жизни без товарищей, без работы?.. Каким чуждым стал ему этот город! Как он сумеет включиться в его жизнь?..

Петр глубоко вздохнул. Усилием воли он заставил себя думать о постороннем.

В окне часовой мастерской часы показывали десять минут восьмого.

В вестибюле Дома металлистов его остановил молодой человек.

Петру показалось, что он где-то уже видел этого низкорослого рыжеватого юношу. Но где именно — он не мог вспомнить.

— Мы встретились вчера вечером во время доклада. Я сидел рядом с вами, — ответил незнакомец на вопросительный взгляд Петра. — Вам незачем подниматься в седьмую комнату. Выйдем лучше на улицу, там поговорим… Товарищи собрали для вас сто. семьдесят крон, — продолжал он, когда они оказались на улице. — Больше собрать не могли. У нас у самих ничего нет. Пока что ступайте домой. Послезавтра вечером приходите в союз кожевников на Нижней Лесной. Буду ждать вас. Комната одиннадцать. В случае, если хозяйка потребует денег, дайте ей двадцать крон. Если спросит документы — дайте тридцать… Одежды и белья, верно, у вас тоже нет?

— Что имею, все на мне.

— Так. Ну, посмотрим! Не забудьте: послезавтра вечером, союз кожевников, комната одиннадцать. До того времени ни с кем, решительно ни с кем не знакомьтесь и не разговаривайте. Читайте, гуляйте, делайте, что хотите, только не знакомьтесь. До свиданья!

В начале десятого, натянув на голову цветистую перину, Петр заснул и спал крепко, пока Новик не разбудил его.

Утром — холодная вода, чай, бутерброд с маргарином, расспросы тетушки Сабо.

На улице он купил несколько газет и, расположившись на скамейке на набережной Дуная, стал читать. Усталость прошла, голова была свежей, но все же он плохо разбирался в прочитанном. Речи политиков, статьи журналистов. Много слов на разные темы. Но того, что его интересовало, он, конечно, не мог найти. Об этом не писалось. Даже между строк нельзя было прочитать, что здесь готовится последний, решительный бой с контрреволюцией. Объявления… Как и прежде, имеющий деньги может купить все, что только пожелает. О карточках на хлеб, на обувь, молоко, одежду — нет и помину. Характерно, что газеты пестрят объявлениями не только на предложения, но и на спрос труда. Закрывают и открывают магазины. Люди родятся, умирают, работают, становятся безработными, вновь получают работу, женятся, ходят в театры, читают, учатся, занимаются благотворительностью, дерутся, мирятся, заболевают, выздоравливают, голодают, воруют, обжираются, — словом, проделывают то же самое, что и в тех странах, где он провел последний год. «Не вполне понятно, что здесь творится, — подумал Петр, — но ясно одно: и в Венгрии люди тоже живут. Впрочем…»

Он вспомнил статью, прочитанную недавно в одной выходящей в Вене партийной газете. В ней говорилось об условиях жизни в Венгрии. Перед его глазами ярко встал жирный, шрифт строк:

«ТОТ, КТО ПРИНИМАЕТ БАНКНОТЫ ХОРТИ, — ЗАСЛУЖИВАЕТ И ДУБИНУ ХОРТИ»

«…Зачем же рабочему отказываться от банкнот Хорти, когда на них можно купить все, что угодно? И что скажет рабочий, который бьется, как рыба об лед, чтобы раздобыть этих банкнот на пропитание себя и своей семьи, когда мы потребуем не принимать даже те немногие, которые ему дают?..»