Тишина

Когда он последний раз вот так пил кофе – не как дежурный напиток (это случалось регулярно, минимум по четыре кружки в день), а вот так, в каком-нибудь заведении с довольно уютной атмосферой и приглушенным светом, он не мог вспомнить. Десять, может, двенадцать лет назад, когда дочь была еще совсем ребенком, а жена сама была рада прогуляться с ними после работы и, иногда, куда-то зайти, выпить кофе, купить дочке сок и чизкейк. Когда все это прекратилось? Почему он этого не заметил? На каком этапе жизни работа и рутинный быт заполнили всю его жизнь, каждую минуту? Когда Анечка, его дочка, пошла в школу? Пожалуй, так. Именно тогда денег стало откровенно не хватать, он сменил работу, устроившись в эту фирму продавать запасные части к прокатным станкам, и стал позже приезжать, задерживаться. И упустил что-то безумно важное за ворохом никому в сущности не нужных накладных и договоров. Да, денег стало больше, но эффект от увеличения дохода был недолог, а жизнь оказалась такой же затертой и блеклой, как его банковская карта и старое пальто.

– Одинокий мужчина пьет в пятницу кофе? – Приятный, почти обволакивающий голос вырвал его из хоровода опостылевших вопросов. Голос неуловимо знакомый, словно уже где-то он его слышал. Может, по радио или, случайно, в автобусе, но точно слышал. Именно такой, негромкий, с чуть более низким тембром, чем обычно ожидают от девушек, но при этом чертовски приятный. Будто родной.

Мужчина повернулся к обладательнице этого чарующего голоса, собираясь отшутиться, но слова застряли в горле, так и не решившись вырваться наружу. Она была молода и прекрасна. Завораживала с первого взгляда идеальными чертами лица с едва заметным макияжем, разве что губы были подчеркнуты неброской темной помадой. В полумраке бара различить цвет помады он так и не смог. Девушка завораживала царственной грацией плавных движений и совершенным стройным телом в неожиданном для двадцать первого века черном коктейльном платье с открытыми плечами, дразнящим декольте и довольно свободной юбкой чуть выше колен. Почти ретро.

– Вечер пятницы не создан для кофе. – Девушка не дождалась ответа и жестом подозвала бармена. – Для кофе есть утро понедельника, а пятница создана для капризов. Вы согласны со мной?

Все, что смог сделать мужчина, это кивнуть в ответ, продолжая крутить в руках уже остывший кофе. Не говорить же первой попавшейся девушке в баре, что на карте осталось не больше трехсот рублей, на которые еще нужно добраться домой и прожить выходные. Вдруг нужно будет куда-то ехать? Ни одна девушка такой исповеди не поймет. а тем более такая прекрасная и манящая. Он ощутил прилив жгучего чувства стыда, и это, судя по всему, отразилось на его лице. Красавица улыбнулась.

– Мне «Лонг-Айленд», – обратилась она к подошедшему бармену. – А моему спутнику триста грамм хорошего коньяка для начала. И еще белый виноград и сырную тарелку.

– Я боюсь…

– Меня не нужно бояться. – Девушка решительно пресекла робкую попытку протеста, положив ему на руку свою точеную ладонь с аккуратным маникюром, правда, почти сразу ее убрала, оставив лишь ощущение нежной, шелковой кожи. – Сегодня я буду музой нашей пятницы. Но только сегодня. В следующий раз устраивать вечер будете вы. София.

– Сергей.

– Ты очень напряжен, Сергей. Давай выпьем. – Молодой бармен как раз поставил перед ними заказанные напитки и даже услужливо налил первую рюмку. – Предлагаю первый тост. За пожар в душе!

На этот раз Сергей не смог сдержать саркастическую ухмылку, но тост поддержал, позволив коньяку разлиться внутри приятным теплом. Пожар в душе… Уже и воспоминания о нем не согревают эту самую душу, замерзшую, уставшую, очерствевшую, желающую сейчас только покоя и тишины после очередной нервной и выматывающей недели. Того пожара, тех окрыляющих чувств, что были на последних курсах института, нет уже давно. Есть только запасные части к прокатным станкам, двадцатипятилетний выскочка начальник, и две довольно симпатичные, но не очень приятные в общении девушки, с которыми он работает в одном кабинете и иногда позволяет себе украдкой любоваться их подтянутыми формами, да и однообразные, большей частью проходящие в молчании ужины дома.