Тишайший

Дворянин рухнул, кровь залила ступени. Васька пальнул из второго пистолета в дверь, дворяне стали прыгать из окон, и тут на площадь примчалась ватага Андрея Лазорева.

Ждан Кондырев пришел в себя и, человек государственный, сообразил, кого казнить, кого миловать.

Схватили Ваську Барабанщика.

Поставили к задней стене съезжей избы, и сами казаки расстреляли его из пищалей, заплатили дворянам за кровь кровью.

11 мая на стругах и лодках казачье войско Ждана Кондырева вышло на Дон и поплыло в сторону Азова.

Под Азовом уже шла драчка. Князь Семен Романович Пожарский с верными Москве ногайскими мурзами, с черкесами, с терскими казаками и астраханцами погромили Малый ногайский улус, присягнувший крымскому хану, захватили пять купеческих кораблей, плывших из Кафы в Азов, и пугнули крымского нуреддина, который вышел было в набег на русские украйны.

Нападать на Крым посуху, когда у хана войска собраны, было опасно, идти морем казаки тоже не захотели: по Черному морю шастал турецкий флот.

К тому времени стало известно, что Польша воевать с Крымом не собирается. Поход на крымского хана сорвался.

Морозов, однако, оставил войско Кондырева на Дону до лучших времен.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

1

Убежище веры, падишах великой империи Османов, султан Ибрагим проснулся со счастливой улыбкой на толстом, потерявшем очертания лице: во сне он обменял весь свой гарем на пери из райского сада. Да как ловко! За каждые три наложницы аллах давал ему две пери, а каждая пери своими достоинствами равна сотне земных красавиц. Султан Ибрагим мечтательно открыл глаза и тотчас крепко зажмурился: пусть думают, что падишах почивает. Ох эти земные дела!

Ибрагим перебирал в памяти свои посулы. Вчера он при всем гареме объявил, что подарит десять платьев из самых драгоценных тканей туркменке Акгульче. Ну, кто тянул за язык? Десять платьев. Хорошо, хоть десять… Любезной его сердцу черкешенке Айше он за одну ночь наобещал сто платьев! Первой жене валида Турган-султан – за то, что дала слово не ссориться с третьей женой, – приказал выдать китайских шелков на драпировку огромнейших покоев. А семи-то польским панночкам? До того развезло перед русоволосыми красавицами, что распорядился доставить каждой по сундуку таких нарядов, каких в Польше они и не видывали.

Открой глаза – евнухи так и кинутся просить за своих пташек: пташки евнухам взятки дают. Нет, лучше уж не показывать вида, что проснулся. Однако и не проснуться нет уже никакой возможности.

– Проклятая война! – крикнул Ибрагим, кубарем скатываясь с постели.

Войну ему насоветовали. Послушал умника Жузефа-меченосца. За умный совет пожаловал Жузефа в капудан-паши, весь флот ему доверил. Нет, умников слушать – прибыли не жди. Жузеф втянул Турцию в войну с Мальтийским орденом, а потом и с Венецией. Война шла на море и на суше: за Крит, за Кипр, Мальту. Корабли сгорали в сражениях, корабли тонули, застигнутые бурей. Убытки росли. А ведь матушка, мудрейшая Кёзем-султан, доставшая Ибрагима из смрадной тюремной ямы и посадившая на престол, говорила ему: не воюй с греками, у греков ничего нет, кроме баранов. Не воюй с Мальтой. Остров взять можно, но невозможно уничтожить орден. Его корни в Европе. Воевать надо с теми, у кого есть что взять. Мать – гречанка. Ибрагим закрыл уши и открыл их турку Жузефу… Теперь конца войне и не видно. Да и пусть бы себе воевали, но прекратился подвоз драгоценных тканей из Европы!

Недавно пришел корабль из Англии. Евнухи сераля как с цепи сорвались, сами полезли в трюмы и растащили тюки материи, ни куруша не заплатив купцам. Ладно бы, ради падишаха старались! По себе растащили. Купцы пожаловались послу сэру Бендиту, а сэр Бендит – великому визирю Мегмету. Великий визирь хоть и отказался разбирать склоку, но Ибрагиму о приключении доложил. Нет, не стоило просыпаться.

Едва убежище веры справил нужду, слуги принялись растирать драгоценнейшее тело. Умывать, одевать, поздравлять с пробуждением.

Сотворив намаз, Ибрагим пошел завтракать. Его огромный живот требовал пищи. Наголодавшись в тюремной яме, куда его заключил брат, падишах Мурад IV, Ибрагим навсегда разучился принимать пищу по-человечески. Перед ним выставляли сразу не менее сотни блюд, и он, словно еда могла в любой миг провалиться сквозь землю, хватал правой рукой с одного блюда, левой – с другого, а глазами пожирал третье. Наедался Ибрагим до изнеможения.

Так было и на этот раз. Отвалившись от еды, падишах задремал, но всесильная валиде Турган-султан, родившая наследника, напустила на венценосного мужа наложниц.