Тиран духа

В юности он часто просыпался в глухие ночные часы от шарканья ног и стонов за дверью, и тогда он в страхе забивался под одеяло, прося, чтобы поскорее взошло солнце и прогнало прочь призраков, которые, он знал это, поджидали его в коридоре. Утром он вставал, открывал дверь и с храбростью, купленной на звонкую монету солнечных лучей, выглядывал и видел точь-в-точь такие пятна на каменном полу. Он представлял себе, что пол запачкан кровью огромных серых волков-оборотней, схватившихся с огромными черными демонами, пока один старик не сжалился над ним и не объяснил, что это кровь обычных людей, дравшихся здесь из-за каких-то пустяков, и бояться тут вовсе нечего. Тогда он почувствовал огромное облегчение, что это не демоны, но частичка того страха продолжала жить в нем и сейчас, хотя он уже не был тем маленьким мальчиком, который сидел один в темноте и боялся.

— Я взрослый мужчина, а не ребенок, — строго сказал себе Томас, и это отчасти помогло.

Потом он нагнулся и уже внимательнее осмотрел то место, где убили Генри. Спустя несколько мгновений выпрямился и покачал головой. Ничего, что могло бы пролить хоть какой-то свет на происшедшее, кроме самого очевидного. Обследование тела Генри, конечно, должно было дать больше, хотя Томас не думал, что удастся найти что-то, что снимет с Роберта подозрение.

Он втянул голову в плечи, потому что от холода начала болеть спина, и задумался над тем, куда можно бежать из этого места. Генри убили прямо перед комнатами, отведенными для гостей, где сейчас жил сэр Джеффри с женой. Их спальни ближе других находились к лестнице, по которой спускались в обеденный зал и дальше, во двор. Это был один выход. В то же время коридор, в который выходили эти комнаты, сворачивал и вел к одной из оборонительных башен на углу стены, окружавшей внутренний двор. Только этим путем убийца и мог бежать, поскольку в противоположном направлении коридор, не сворачивая, доходил до комнаты, которую занимал Томас с отцом Ансельмом, где резко обрывался, словно строители не довели свою работу до конца.

— Когда Роберт, как он говорил сначала, с лестницы услышал голоса, но никого при этом не увидел, — сказал Томас вслух, — говорящие могли быть где угодно: на лестнице, в обеденном зале, перед дверью в покои гостей или в коридоре, ведущем в башню.

Поскольку винтовая лестница была нарочно сделана крутой — так чтобы любому нападающему нельзя было как следует размахнуться мечом и поразить стоящих выше защитников, — ничего удивительного, что впереди себя Роберт никого не видел. Был ли он ближе к обеденному залу, когда услышал голоса, или же успел подняться выше, к жилым комнатам над ним? Томас не мог вспомнить, что говорил Роберт об этом. Сейчас, конечно, тот уже отрицал, что слышал голоса двух человек, так что спрашивать его было бесполезно — само собой, когда Роберт ни с того ни с сего вдруг решил отказаться от своих слов, Томас не мог ему поверить.

— Если голоса доносились из обеденного зала, — продолжал Томас, — говорящие могли переждать там, пока Роберт миновал вход, а потом спуститься по тем самым ступеням, по которым он только что поднялся. Если же голоса раздавались сверху, убийца — или убийцы — мог услышать его шаги и скрыться в коридоре, ведущем в башню, прежде чем наверху появился Роберт. Других возможностей бежать нет.

А что, если говорившие стояли дальше по коридору, там, где нет выхода? Они могли не услышать шагов Роберта на лестнице, а значит, могли не успеть сбежать до того, как он появился в коридоре. Тогда их могли схватить. Томас зажмурился и попытался во всех подробностях вспомнить, что он сам видел этой ночью.

Они с Ансельмом находились в самой дальней комнате. Когда леди Исабель закричала, Ансельм спал. Томас мог подтвердить, что он был там и что, кроме них, в комнате не было никого постороннего. Священник вообще никуда не выходил. Когда Томас вернулся с дурными новостями, он все еще сидел на кровати без кровинки в лице и дрожал.

Рядом с их спальней располагались покои барона. В ту самую минуту, когда Томас выскочил из комнаты в коридор, тот как раз выбегал из своей двери. Он был полностью одет и сжимал в руках меч. Между ними двоими в коридоре не было никого. Это Томас тоже готов был подтвердить.

Томас открыл глаза, и его охватили сомнения.

Разве не странно, что барон был полностью одет в такой ранний час?

Наверное, нет, поколебавшись, решил он. Ведь Роберт говорил, что его отец нередко на ногах еще до петухов. И все-таки час был еще очень ранний. Любой петух в это время еще наслаждается прелестями своей избранницы и не пресытился настолько, чтобы хвастливо оповестить об этом мир. Предположим, барон Адам тоже только что вернулся из теплой чужой постели. Или, подобно Томасу, в одиночестве страдал от бессонницы. Второе казалось более вероятным.