Типичный Петров

В меру своего разумения я грубо округлил бы так: Тертуллиан – он был скорее мрачный товарищ и в Бога верил от отчаяния, а Ориген – тот ясно видел впереди светлое будущее, где все души сольются в единое целое. Ну, и я, конечно, одобряю, что мой синеглазый философ придерживается более оптимистической теории. Мы здесь, в России, недостаточно хорошо живем, чтобы позволить себе быть пессимистами.

Так ведь?

Вот мы и на кухне своей. Бета сервирует торжественный ужин, поручает мне откупорить привезенный “Сан-Эмийон”. Ищу в выдвижном ящике буфета штопор, и вдруг слышу:

– А как насчет того, чтобы прямо сегодня минет попробовать?

Вздрогнув, резко поворачиваюсь и вижу в ручках у провокаторши небольшой пластмассовый стаканчик с козьим сыром, где, как положено, белая козочка изображена, и крупными красными буквами начертано:

“Minette”.

Сейчас она у меня получит – нежный шлепок…

– Хорошо ли это – дразнить простого человека, который языком не владеет?

– А ты овладей!

Не спорю, молчу. Мне вообще трепаться надо поменьше, чтобы не занесло на встречную полосу. Пусть Бета выговорится, а я буду изо всех сил слушать.

– …Он до трех ночи у меня в номере просидел, не только свою биографию изложил, но и всю семейную хронику, включая деда, который воевал на русском фронте, переспал однажды на Украине с местной женщиной – по взаимному согласию, а потом она погибла. С тех пор он не видел смысла в жизни, хотя имел успешный бизнес и дважды был женат на своих соотечественницах. Болезненно помешался на России и

22 июня 1991 года покончил самоубийством – такую выбрал себе вторую дату для могильной надписи… Но не это самое интересное… А ты мне, между прочим, нравишься такой. Не суетишься, не нервничаешь. Я даже, пожалуй, могу в тебя влюбиться снова. Или впервые…

Да, так что у меня все хорошо, даже прекрасно. А как дела на новгородском фронте? Как там муж твой? Хоть бы позвонила…

20. И ТЫ ЗВОНИШЬ…

У нас же с тобой прямо-таки телепатический контакт. Вчера я о тебе подумал, дернулся, а сегодня ты откликаешься.

– Ну как?

– Очень плохо.

– Что, у него? Опять?

– Ты о муже, что ли? Он уже работает вовсю. А по ночам со мной спит, и я его добросовестно ублажаю – для нормализации кровообращения.

Плохо мне, потому что меня бросил любимый человек.

Что? Уже успела завести нового любовника и оказаться брошенной? А, понял: это обо мне, и опять в третьем лице и в прошедшем времени…

– Но мы же вместе пришли к этому решению…

– Ты, может быть, и пришел, а меня жизнь подняла до небес, напоила счастьем – и бросила вниз. Я вся разбитая, сломанная… Зачем ты таким добрым притворился? Я ведь поверила. Соединилась с тобой, ни о чем не думая…

Всхлип один, другой. Рыдания, а потом – обрыв связи. Не технический обрыв. И номер твой в ответ не наберешь…

Да, все, что было в душе собрано, накоплено, – все вмиг обнулилось.

Это я уже с самим собой толкую – тем более что тебе не до меня, есть поважнее проблемы, чем нянчиться с избалованным мужчинкой, который когда-то тебя соблазнил, а потом, по сути, обманул и бросил. Забудь меня, пожалуйста. Не стою я внимания.

Вспомнилось: гуляем как-то с Бетой вниз по Фонтанке. Далеко ушли, потом на Измайловский свернули. И там, между базаром и собором, вдруг видим мальчика двух-трех лет, отбившегося от своего сопровождения. Без присмотра он залез в грязную лужу и полностью изгваздал свой голубой и весьма недешевый комбинезончик. Растопырил испачканные ладошки и, глядя в пространство, громогласно вопрошает:

“Зачем я это сделал?”

Мы оба и рассмеялись, и умилились. Прежде всего потому, что в подсознании нашем живет мечта о таком вот внучонке. А потом, когда примчалась красивая юная мамаша и увела мальца домой отмывать, Бета прокомментировала: вот он, русский человек, в чистом виде, хотя и конкретно в грязном. Переступает заветную границу, зная, что нельзя, что хуже будет, а лезет все равно. После чего с той же искренностью и непосредственностью кается и понять не может, как и почему в лужу залез.

И вот теперь этот мальчик – я. Ну зачем тогда в этот Псков поехал?

В Новгороде в безумие впадал… А зачем в Купчино потащился? Что я, донжуан, что ли? Да ни фига! Гордости ни малейшей не испытываю.

Сексуальным маньяком, коллекционером новых ощущений тоже не являюсь.

Пробовал себя потешить, вспоминая с физической точностью свои подвиги последнего полугодия, – так пришлось выключить память, потому что душа заныла-заболела со страшной силой. Тела могут с одним кайфом соединяться, но души – всегда еще и с болью.

Песня идиотская вдруг в голове заиграла: “Но вы вдвоем, вы не со мною”. Правильно я раньше жил – вдвоем и больше ни с кем. Редкая была удача. А теперь я не вдвоем, теперь я – один…

Что же до Беты, то у нее и я есть, и целый мир, с которым она может открыто и честно беседовать. И удивлять меня каждый день. Как она осталась такой девочкой непосредственной? Когда вижу ее обнаженной, не верится, что этого тела касался хотя бы один мужчина. В том числе и я: в такие мгновения сомневаюсь в том, что существую…