Типа того что как бы

Однако слиться им так и не пришлось. В дверь позвонили вновь, причем нехороший это был звонок — резкий, долгий, властный. Захваченный врасплох Руслан замер у верстака. Не открывать! Только не открывать! Все ушли. Никого нет дома…

Звонок повторился, а затем к ужасу Руслана, звякнув натянувшейся цепочкой, дверь приотворилась. Кретин! Знал же, знал, что язычок замка иногда заедает — и даже не проверил! Тихонько застонав, он скинул цепочку совсем. Терять уже было нечего.

Переступивший порог майор (тот самый, что отвозил задержанных в наркологию) с неприязнью оглядел вьющиеся повсюду стружки, верстак, рубанок в упавшей руке хозяина. Потом прикрыл за собой дверь и сунул Руслану какой-то продолговатый сверток.

— На, держи!

На всякий случай Руслан попятился.

— Что это?..

— Гвоздодер, — не размыкая зубов, пояснил милиционер. — Значит, так… Вчера тебя никто не задерживал. И в наркологии ты сегодня не был. Понял?

— П-понял… — машинально повторил Руслан, но тут же запнулся. — Т-то есть как это — не был?..

Майор злобно крякнул и еще раз оглядел раскиданные в изобилии улики.

— Объясняю, — процедил он. — Проверка из прокуратуры. Выявляют трудоголиков среди сотрудников МВД. Установка была — не больше пятнадцати задержаний в сутки. А ты у нас шестнадцатый получаешься… Короче, строгай дальше, но чтобы про вчерашнее — никому ни слова!..

1998

За железной дверью

— Не по-нял… — сказал Кирилл и, туго наморщив лоб, тронул кончиками пальцев замочную скважину. Точь-в-точь усомнившийся апостол Фома с той известной картины, где он влагает перст в одну из Христовых ран.

Собственно, дверь была как дверь — с глазком, железная, на массивных петлях. В любом подъезде, на любой лестничной площадке обязательно столкнешься с подобным страшилищем. Времена тревожные — бережется народ, грабежей опасается…

Однако в данном случае гулкий траурно-черный пласт железа защищал не квартиру в целом, а лишь одну из двух ее комнат. На общем же входе было навешено вполне заурядное древесностружечное полотно, обитое снаружи дерматином. Вышибить пинком — раз плюнуть.

— Вы там что, брильянты храните?.. — спросил Кирилл, вновь обретая дар более или менее связной речи.

Олежка Волколупов насупился, неприязненно покосился на железное чудовище, и Кирилл сообразил наконец, что и впрямь вложил персты в рану.

— Дура… — обиженно буркнул Олежка. — Месяц назад взяла и навесила. Дескать, жить уже со мной боится…

— А-а… — Кирилл ошарашенно покивал. Мало того, что угрюмая железная дверь, разделяющая законных супругов, сама по себе представляла завораживающее зрелище, — она еще и хранила следы недавнего взлома. Замок — разворочен, край листа — приотогнут. Не иначе — ломиком вскрывали. То есть при всей своей внушительности эта броня даже и защитить никого не могла, поскольку запереться в комнате изнутри было теперь просто невозможно.

— Ключ посеяла… — не дожидаясь вопроса, хмуро пояснил Олежка. — Мне же и ломать пришлось…

Не зная, как себя вести в таких случаях, Кирилл покачал головой и, соболезнующе покрякивая, проследовал за хозяином в большую комнату. Кажется, дела у Маринки с Олежкой шли к разводу… Жаль. Хорошие ребята, а вот поди ж ты…

Маринка ему нравилась еще в институте. И не ему одному. Гладкое, крепкое личико, высокая шея, осанка… Помнится, Кирилл изрядно был удивлен, а то и обижен, когда она вдруг взяла и выскочила на последнем курсе замуж за этого увальня. Но Олежка, Олежка! Вроде никогда буяном не был…

— Садись, чего стоишь? — с досадой оглядев собственное жилище, бросил хозяин. — А я пока пойду по сусекам поскребу…

Кирилл однако предложением его не воспользовался и, пока друг Олежка скреб по сусекам, с нездоровым любопытством исследовал комнату. Впечатление складывалось странное… Вот, например, кресло. Прекрасное кресло — несомненно, часть гарнитура, а где же сам гарнитур? За железной дверью?

— Что пить будешь? — сердито крикнул из кухни Олежка, выгружая из холодильника обильную, судя по звяканью, выпивку и закуску.

— А что нальешь, — машинально отозвался Кирилл, изучая содержимое посудной горки. — Кроме цикуты, конечно…

Горка была новенькая, только что приобретенная. В посуде же наблюдался явный недочет и разнобой… Кирилл неуверенно хмыкнул и попытался вообразить следующую сцену: пьяный хозяин стоит с перекошенной мордой посреди комнаты, ворочая налитыми кровью глазами. «Мое… — с ненавистью хрипит он. — Все мое… На мои деньги куплено…» С натужным стоном отрывает кресло от ковра — и вдребезги крушит хрусталь. А в это время зареванная супруга, отгородясь от беды железной дверью, лихорадочно набирает номер местного отделения милиции…

Картина, конечно, колоритная, в духе Шмелькова. Однако в том-то все и дело, что ни Маринка, ни Олежка в роскошное это полотно решительно не вписывались… Или уже вписались?

— Да бери какие попало… — ворчливо произнес за спиной вернувшийся из кухни Олег.

Кирилл нашел пару одинаковых стопок и два более или менее похожих фужера.

— А Мишка Локис в патриоты подался, слышал? — сказал он, водружая посуду на стол.

Олежка обернулся, уставился.