Типа того что как бы

— Физическим?.. Не занимался…

— Я вот и смотрю… — проворчал Старый Петр и умолк до конца смены.

— Гриш, — дружелюбно прогудел Вася-штангист. — А ты какой институт кончал?

— Институт?.. Аттестат… Десять классов…

Сталевар уставил на него круглые желтые глаза и озадаченно поскреб за ухом.

— Учиться — не учился, работать — не работал… А что же ты тогда делал?

И мне снова почудилось, что Гриша сейчас бросится от нас бежать — сломя голову, не разбирая дороги…

Но тут загудело, задрожало — и над нашей курилкой проехал мостовой кран.

— Эй! — пронзительно крикнула Люська и, свесившись из окна кабины, постучала себя ногтями по зубам.

Валерка встал.

— За нержавейкой поехала, — озабоченно сказал он. — Пошли, Григорий, металл привезем…

Он сделал два шага вслед за Люськиным краном, потом остановился и, опомнясь, посмотрел на Григория. Снизу вверх.

— Или нет, — поспешно добавил он. — Ты лучше здесь посиди отдохни… Вася, пойдем — поможешь.

Ни на приказ бригадира, ни на отмену приказа Гриша Прахов внимания не обратил. Он глядел в конец пролета, куда уехала Люська. Потом повернулся к нам, и видно было; что крановщица наша чем-то его потрясла.

— Кто это? — отрывисто спросил он.

— Крановщица, — сказал я.

— А это?.. — Он постучал себя ногтями по ровным белым зубам.

— Нержавейка, — сказал я.

— А почему…

— А потому что из нее зубы делают.

— А-а… — с видимым облегчением сказал он и опять уставился в конец пролета, где прыгали по стенам и опорам красные блики с прокатного стана.

Отработали. Пошли мыться. Выйдя из душевой, в узком проходе между двумя рядами шкафчиков я снова увидел Прахова. Оказалось — соседи. Вот так — мой шкафчик, а так — его.

— Ну и как тебе, Гриша, у нас?

И знаете, что мне на это ответил Гриша Прахов? Он как-то странно посмотрел на меня и тихо проговорил:

— Какие вы все разные…

И больше я ему вопросов не задавал. Ну его к черту с такими ответами!..

Да и торопился я тогда — хотел еще забежать в универмаг к Ирине, договориться, что делаем вечером. Быстро одевшись, я закрыл шкафчик, но взглянул на Гришу Прахова — и остановился.

Гриша Прахов надевал просторную, застиранную почти до потери цвета… Нет, не рубаху. Я не знаю, как это называется. То, что он в конце концов надел, не имело воротника и завязывалось под горлом двумя тесемками. На самом видном месте, то есть на пузе, мрачно чернел прямоугольный штамп Кажется, больничный.

Затем Гриша погрузился в штаны. Штаны эти, наверное, не одна канава жевала. Они были коротки и все норовили упасть, пока Гриша не перетянул их по талии веревочкой, сразу став неестественно широкобедрым.

Пиджак был тесен и сгодился бы разве что для протирки деталей. Напялив его, Гриша выдохнул и с хрустом застегнул треснувшую пополам единственную пуговицу.

Снова полез в шкафчик и достал оттуда… Ну, скажем, обувь. Оба каблука были стоптаны, как срезаны, причем наискосок — от внутренней стороны стопы к внешней.

Надев эти отопки прямо на босу ногу, Гриша закрыл шкафчик и тут только заметил, что я на него смотрю.

— Так я пойду? — встревоженно спросил он.

Я кивнул.

Рискуя вывихнуть себе обе ступни, Гриша Прахов неловко развернулся в узком проходе и, нетвердо ступая, направился к выходу между двумя рядами шкафчиков.

Опомнясь, я поспешил за ним. Пересменка кончилась, но в раздевалке уже никого не было. Только у входа в душевую стоял Сталевар с полотенцем через плечо. Вытаращив глаза и отвесив челюсть, он смотрел на дверь, за которой, надо полагать, только что скрылся Гриша Прахов.

2

Пройдя через стеклянный кубик проходной, я увидел Люську. Куртейка на ней — импортная, джинсы — в медных блямбах, на скулах — чахоточный румянец по последней моде. Не иначе жениха поджидает.

— Ты что же это передовиков обхохатываешь? — грозно сказал я. — Смотри! Еще раз услышу — премии лишу.

Люська запрокинула голову и рассмеялась.

— Ой! Передовики! Раз в жизни вымпел взяли!..

Выпрямить ей нос — цены бы девке не было. А уж если еще и норов укоротить…

— И новичка от работ отвлекаешь! — добавил я сурово. — Он и так ничего не соображает, а тут еще ты со своим краном…

Вместо ответа Люська изумленно округлила глаза. Это мне очень напомнило недавний взгляд Сталевара, и я обернулся.

Вдоль бесконечно длинной Доски почета, рассеянно посматривая на портреты передовиков, ковылял на подворачивающихся каблуках Гриша Прахов. С ума сошел! Через первую проходную — в таком виде!

— Ой!.. — потрясенно выдохнула Люська. — Что это на нем?

— Тихо ты! — цыкнул я. — Не мешай…

Гриша Прахов как раз проходил мимо моего портрета. Покосился равнодушно и не узнал. Да и не мудрено. Я сам себя на этой фотографии узнать не мог.

Дальше был портрет Люськи. Гриша вздрогнул и медленно повернулся к стенду лицом.

— Все, — сказал я. — Готов. По-моему, тебя, Люсенька, увольнять пора.

Люська заморгала и уже открыла рот, чтобы отбрить меня как следует, когда над ухом раздался знакомый ленивый голос:

— Это кто ж тут у меня девушку отбивает?

Сверкающая улыбка в тридцать два зуба, а над ней радужные фирменные очки в пол-лица. Валька Бехтерь с Нижнего поселка. Ну-ну… Люське, конечно, видней.