Поскуливали вдалеке циркулярки, пахло свежей стружкой и вообще веяло деревней. Земля припорошена опилками, как хвоёй в сосновой бору. Шум и зловоние издаёт один только увенчанный уродливыми циклонами цех ДСП, куда Светланку, слава богу, не посылали ещё ни разу…
Что ж ей теперь врать-то?..
А вдруг он вообще не воевал? Бывали ведь случаи, когда и документы подделывали, и медали незаконно цепляли… Ну как это: прошёл всю войну — и ничего не запомнил!..
Нет, одна надежда — на Аристарха. Лишь бы он никуда не увеялся. Может, присоветует что-нибудь…
К радости её, Аристарх, вальяжный красавец тридцати неполных лет, был на месте.
Когда Светланка два месяца назад впервые увидела будущего своего коллегу, она мысленно ахнула и с замиранием подумала: «Кобель…» Так оно и оказалось. Даже если разделить на шестнадцать всё то, что об Аристархе, округляя глаза, шёпотом рассказывала Светланке старушка редакторша, картина выходила достойная Рабле.
Умница, талант, но лентяй — редкостный. По традиции раз в месяц его собирались увольнять, однако Аристарх вовремя спохватывался, «шёл в народ» (как он это обычно сам называл) и приносил очерк, настолько блестящий, что даже неловко было публиковать сей шедевр в многотиражке. А на столе редакторши возникала отмытая бутылка, и в ней — белая лохматая хризантема, похожая на мордашку болонки.
Ну вот как его такого уволишь?
Поначалу было страшновато: не дай бог, начнёт приставать! Приставаний, однако, не последовало — и Светланка чуть не взбесилась. К счастью, до неё вовремя дошло, что Аристарх просто положил себе за правило не заводить интрижек на работе. В этом он был подобен лисе, которая тоже, говорят, никогда не крадёт кур рядом со своей норой.
В итоге они подружились…
— Чай? Кофе?.. — Как всегда, Аристарх был со Светланкой виновато-обворожителен («Да я бы хоть сейчас в койку, но… сама понимаешь. Принципы…»).
— Откуда у тебя кофе? — устало поинтересовалась она. — Дамы снабжают?
— Они, солнышко, они… Итак, кофе?
Светланка судорожно вздохнула.
— Можно я в окошко подымлю? Пока Лексевны нет…
— Хочешь — раму высажу? — галантно предложил некурящий Аристарх.
— Да ну тебя!.. — Она открыла форточку и, устроившись на подоконнике, извлекла из сумочки сигареты.
— А что такая мрачная? — осведомился он, наполняя водой из графинчика два гранёных стакана. — Не тот ветеран пошёл?
Светланка нервным взмахом погасила спичку и, затянувшись, выбросила дым из ноздрей.
— Зла не хватает! — сказал она. — Час, понимаешь, час с лишним! И ничего! Ни-че-го… Как партизан!
— Так может, он и был партизан?
— Прожекторист он был! Дошёл чуть не до Берлина!.. И ни одной подробности. Вот так! То ли воевал, то ли… не знаю!
Оба задумались. Затем вода в стакане взбурлила. Аристарх переложил кипятильник.
— Нет… — рассудительно сказал он, аккуратно вскрывая баночку дефицитного продукта — и вскоре по тесной редакции распространился умопомрачительный кофейный аромат. — Это ты зря. Липовый ветеран — существо говорливое, убедительное… А раз молчит, значит, в самом деле воевал… — Аристарх, не спрашивая, добавил полторы ложки сахара и, размешав, поднёс ей стакан на блюдце. — Просто не знает, о чём рассказывать. В атаку не ходил, подвигов не совершал, честно светил из своего прожектора… Осторожно, горячий!
— Спасибо! — Светланка поставила блюдце на подоконник. — Утешил… А что писать?
— Н-ну… налей водицы, как водится… «В грозную годину войны, когда весь наш советский народ…»
— Это рабкоровский материал! Воспоминания ветерана. Там его подпись должна стоять. Его, а не моя, понимаешь?
— Ещё проще!.. «Сейчас, в преддверии годовщины Великой Победы, я вновь и вновь вспоминаю…» Сколько она тебе строк оставила? Сто?
— Двести.
— А… Тогда так: «Сейчас, когда родная страна встречает новыми трудовыми подвигами славную годовщину Великой Победы советского народа над немецко-фашистскими захватчиками, перед моими глазами вновь и вновь встаёт…»
— Вот так и напишу! — пригрозила Светланка, гася окурок о коробок.
Так она и написала, большей частью, под диктовку старшего товарища. На Аристарха снизошло вдохновение. Плавно помавая левой рукой (в правой у него был стакан со вновь заваренным кофе), он расхаживал по пенальчику редакции и с наслаждением оглашал перл за перлом:
— «Когда мы, не щадя живота…»
— С ума сошёл?.. — сердилась Светланка. — Не пропустит Лексевна «живота»! Вычеркнет и напишет: «жизни»…
— Прекрасно! — восклицал Аристарх. — А иначе она весь материал зарубит… Солнышко, тут психология!.. Предлагая редактору идеальный текст, ты как бы бросаешь вызов. Поэтому нужна пара-тройка «блошек». Пусть правит! Пусть ощущает свою необходимость… Как, ты говоришь, однополчанина звали?
— Паша… — Она заглянула в блокнот. — Паша Грохов…
— Великолепно! Пиши: «Не забыть мне однополчанина, Пашу Грохова, задушевного моего друга, с которым мы делили тяготы и невзгоды войны. Эх, Паша, Паша… Где ты теперь?»
— Ну, это уж ты… слишком…
— Пиши-пиши.
Точка была поставлена вовремя, буквально за пять минут до того, как открылась дверь и порог переступила добрейшая Алла Алексеевна.