Тинко

— Вы не забывайте оставлять следы, все время бумажки кидайте! А как только бумажки кончатся, садитесь и не разбегайтесь кто куда.

— Тебе нас никогда не найти! Ты утром книжки свои никак не найдешь, старый ты Чех! — откликаются девочки.

Зепп обижается:

— А я виноват, что мы в чулане живем, точно кролики…

Белый Клаушке строго смотрит на свои ручные часы. Ровно четверть часа спустя мальчишки, громко стуча деревянными туфлями, выскакивают на улицу. Они гонятся по бумажному следу. След идет сначала по берегу ручья, потом через старый помещичий парк, мимо только что отстроенных домов новых крестьян. На лугу след раздваивается.

— И куда же эти суки побежали? — еле переводя дыхание, спрашивает маленький Шурихт.

Дальше мы бежим по бумажкам мимо домика Шепелявой Кимпельши.

— Надули они нас!

— Вон куда настоящий след пошел! Через кимпельское поле!

— Через кимпельское поле, говоришь? Придется нам тогда побегать.

— До кимпельских паров я еще добегу, а там хватит с меня!

Мы подбегаем к паровому полю Лысого черта. Большой Шурихт бросается на землю:

— Не буду я больше гоняться за ними! Что я им собака, что ли?

Зепп тоже, тяжело дыша, валится на землю:

— И куда это они спрятались? В лес небось побоятся идти. Наверно, в песчаных ямах сидят, знаем мы таких!

— Давайте лучше отдохнем. Девчонки сами прибегут. Любопытные они, как трясогузки, — говорит большой Шурихт. Он вынимает из кармана горсть сушеных тыквенных семечек и лузгает их.

— Слушай, Белый Клаушке, а что, если нам, пока эти чертовы бабы не придут, в чушки поиграть?

— Пионерки они, а не чертовы бабы, чтоб тебе пусто было!

— Подумаешь!

Белый Клаушке никак не может забыть про свой велосипед и поэтому не лезет на рожон:

— А где ты тут биты возьмешь? Чушки?

— Да вон они стоят! — И большой Шурихт, не поднимаясь, показывает рукой в сторону.

— Какие там чушки! Это ж яблони Лысого черта. А ты говоришь — чушки! — недоумевает маленький Шурихт, глядя на своего долговязого брата.

— Сейчас увидишь какие… Эй, Кубашк, скачи домой, мигом! Тащи сюда ручную пилу! Вот мы и напилим себе чушек.

Всем нам ясно, что большой Шурихт захватил командование в свои руки, и маленький Кубашк, стараясь угодить новому начальству, несется во всю прыть домой.

Пуговка подходит к большому Шурихту:

— А ты забыл, что юные пионеры охраняют природу?

Сто́ит только Пуговке сказать что-нибудь, как Белый Клаушке обязательно должен возразить ему:

— Пуговка, ты опять недоволен? Задаешься небось, что тебя выбрали в совет дружины? И вообще я тебе советую заняться самокритикой. На прошлой неделе ты опять занятия кружка пропустил. Ты у садовника Мачке свеклу помогал копать. Мы о тебе всё знаем.

На Пуговку слова Белого Клаушке не производят никакого впечатления.

— Юные пионеры, — настаивает он на своем, — должны охранять природу. Это моя точка зрения, и я не отступлюсь.

— Тоже мне природа! Высохшие яблоньки!

— А что ж они тогда такое?

— Они… они… как это… собственность классового врага.

— Яблони?

— Что Лысый черт классовый враг — это факт. Кому-кому, а мне это хорошо известно!

— А яблоневое дерево не классовый враг!

— Чего разорались-то? — прикрикивает большой Шурихт. — Нам же чушки нужны, и нечего тут про Лысого черта толковать! Он нашу маму совсем на работе замучил. Хлебом с лебедой ей платил, гад такой! Я сам потом этот хлеб ел.

Белый Клаушке чувствует, что обрел союзника, и ему тоже хочется поделиться, почему он считает Кимпеля своим врагом.

— Он мою рубаху и штаны себе оставил. Хотел, чтобы я нагишом по деревне прошелся. Меня бы засмеяли тогда совсем. Во как классовый враг с нами расправляется! Долой классового врага! Долой — и все! Мой отец тоже так говорит.

— Но яблони-то зачем ломать? — замечает Пуговка. Он жует травинку и улыбается.

— Трусишь ты, и больше ничего! Капитулируешь перед классовым врагом. Мы вот тебя привлечем к ответственности…

Появление маленького Кубашка кладет конец перепалке. Он притащил ручную пилу. Большой Шурихт подходит к яблоне и выдергивает палку, к которой она привязана. Потом кладет палку поперек колена и распиливает ее на куски. Примерно по десять сантиметров длиной каждый.

— Вот и чушки готовы. Гляди, жирные какие!

Белый Клаушке присаживается подле яблоньки на корточки. Вжик-вжик!

— Не смей, Белый Клаушке! — раздается крик.

Но поздно: тоненькое деревце уже срезано. Пуговка вырывает пилу из рук Белого Клаушке. Образуются две партии. Партия Пуговки, пожалуй, послабей. Но вот из песчаных ям вылезают девчонки и подбегают к нам. Они так и не дождались «охотников». Девочки терпеть не могут Белого Клаушке. Разгорается битва. Все смешалось. Мальчишки орут, девчонки визжат. Шапки летят на землю. Бантики затаптываются в грязь. У Инге Кальдауне уже поцарапана рука, видна кровь, но она все вновь и вновь налетает на Белого Клаушке.

— Я тебе не какая-нибудь лиса, а всамделишная! Гляди, как я царапаться умею! — кричит она.

Белый Клаушке только и знает, что отплевывается. Стефани получила от большого Шурихта затрещину. Но она не ревет. Она держит долговязого парня за фалды до тех пор, пока другие девчонки не валят его наземь.