– Мертв, – констатировал Ямакаси. – Завтра об этом сообщат все информационные агентства.
– Он был известным человеком? – коченея от страха, подыграла Ямакаси Васька.
Известность в понимании Ямакаси – вещь относительная, нужно помнить об этом всегда.
– Скорее всего. Иначе его чудесное личико не поместили бы на плакат… Мы не можем оставить все как есть, кьярида. Потому что все уже не так, как есть.
– Плакат, – проницательно заметила Васька.
– Ага. Дырка в плакате. Дырка в стене. Теперь патронов осталось четырнадцать, и мы больше не будем тратить их на пустяки.
– А не пустяки – это что?
– Твоя сестра. По-моему, пистолет решает все проблемы, да?
Ведьма. Паук. Блаженная дурочка Мика.
Васька впервые подумала о том, что неплохо бы избавиться от ведьмы после первого секса с птицей Кетцаль. Проще говоря – убить ее, уничтожить. Все, конечно, могло бы обойтись и разрешиться ко всеобщему удовлетворению, если бы ведьма согласилась разменять квартиру. Учитывая ее месторасположение, планировку и заоблачный метраж, никто бы не остался внакладе. Продав родовое гнездо какому-нибудь нуворишу, они вполне могли рассчитывать на две приличные хаты вдалеке друг от друга. Васька даже согласилась бы на съезд с Петроградки (черт с ней, Петроградкой, лишь бы никогда больше не видеть паука), но Мика…
Блаженная дурочка сказала ей:
Как будто ей мало было всех этих разнесчастных лет, проведенных под одной крышей, и нужно тянуть – тянуть до конца. Быть поблизости, держа под мышкой свою дурацкую, липкую, вонючую паутину в надежде, что рано или поздно Васька ослабит бдительность и попадется.
Пошла ты в жопу, ведьма.
Ведьма не уступит. Не может уступить. Не исключено, что именно в наличии квартиры и кухни на ней заключается сила ведьмы. Кухня подпитывает ее дьявольские способности к гастрономии, кулинарии, к лысому черту, – почем Ваське знать?
Неизвестно, кто вызвал к жизни Ямакаси и за руку подвел его к Ваське, – но это хорошо уже тем, что она стала честна сама с собой и сказала себе:
А Ямакаси услышал. Он был готов услышать, потому что слышит только это. Даже татуировки на его теле – побочный промысел, даже бег по пересеченной местности крыш – лукавое хобби, не более того. А на самом деле…
На самом деле Ямакаси и есть
Скульптор-смерть.
Фигурально выражаясь, конечно.
Ствол пистолета, совсем недавно разрядившийся в злосчастный плакат на стене, нисколько не устал и снова эрегирован – это вполне в духе Ямакаси, что же касается Васьки:
опасная близость ствола заставляет ее быстрее шевелить мозгами, делать далеко идущие выводы и обобщения и смотреть на вещи взглядом, лишенным шор. Неискоренимые бурые пятна на сандалиях Ямакаси, неискоренимые бурые пятна на седле его мопеда; каждый раз устраиваясь на них, Васька испытывает все новые и новые чувства. Сначала это была тошнота, потом настал черед активной неприязни, потом легкой неприязни, потом неприязнь прошла вовсе. Теперь Васька находит их забавными, провоцирующими воображение.
Да, именно так:
Как забавны рассуждения птицы Кетцаль об убийстве, как об одной из разновидностей керамического производства. Одна история про рыболовные крючки в щеке администратора кафе чего стоила!.. Они часто разговаривают о смерти, вернее:
Влезть в голову Ямакаси невозможно.
Слишком узки его глаза, слишком узок рот, слишком незначительны круглые выразительные ноздри – не протиснешься.
Так же невозможно убить паука.
Пора признаться себе: желание убить паука было слишком сильно, чтобы не материализоваться.