Тингль-Тангль

Васька больше ничего не сожгла, но с книгами в огромном книжном шкафу произошла странная вещь: они исчезли. Трудно установить, произошло ли это в одночасье или на исчезновение потребовалось время, но в один прекрасный день Васька столкнулась с пустыми полками. Это все Мика, решила она, ее римские деяния, больше некому: побоялась, что и с остальными книгами случится то же, что случилось с Торкватто Тассо, и спрятала их подальше, а может, продала.

Васька ждала облегчения от пропажи книг, но оно почему-то не приходило.

Потом, конечно, все забылось, стерлось в памяти; остался лишь единственный вопрос, до решения которого у нее так и недошли руки – кем же на самом деле был загадочный Торкватто Тассо?…

– …Торкватто Тассо, – задумчиво произносит Васька. – Ты знаешь, кто такой Торкватто Тассо?

– Понятия не имею, – пожимает плечами Ямакаси. – Фамилия итальянская… Может быть, художник?

– Может быть.

– Или скульптор, как твой дед.

– Может быть.

– Я, кстати, тоже знавал одного скульптора. Достаточно известного. Правда, он был немцем. Тобиас Брюггеманн. Не слыхала о таком?

Имя Тобиас Брюггеманн ни о чем не говорит Ваське, история искусств и уж тем более современное искусство никогда не были сильной ее стороной. И потом, что значит достаточно известный в понимании Ямакаси? Человек, который подсел к нему в баре, угостил пивом и представился скульптором? Человек, который подвез его на своем малолитражном «жуке» до центра какого-нибудь города, разговорился в пути и представился скульптором? Человек, который делал надгробия для его родителей, и уже поэтому заслуживший определение скульптор?

Известность – понятие относительное.

– Никогда не слыхала. Он же немец, а здесь Россия.

– Он работал и в России. И в Питере тоже.

– Извини…

Васька никак не может взять в толк, почему Ямакаси, до того спокойный и уравновешенный (даже на секс он потратил сил не больше, чем на компостирование билета в трамвае) – так распалился. Дался ему этот скульптор!..

Видимо – дался.

Узкие глаза Ямакаси впились в лицо Васьки с явным желанием содрать с него кожу, брови сошлись на переносице, а на щеках играют желваки. Ямакаси больше не похож на чудесную птицу Кетцаль, скорее – на разгневанного бога из джунглей, или из сельвы, или с высокогорного плато… Где еще обитают разгневанные боги?

– Я не совсем понимаю, милый… – Васька впервые назвала Ямакаси «милым». – Разве не знать имя какого-то немецкого скульптора – преступление?

Кажется, ей удалось разрядить обстановку. Лицо Ямакаси разглаживается, он явно стыдится внезапного выброса ярости и пытается спрятать смущение за улыбкой. Своей обычной добродушной улыбкой, которая вызывает к жизни насекомых в корнях Васькиных волос.

– Действительно, глупо получилось. Просто этот человек… открыл мне глаза на интересные вещи. Он много для меня значит.

Представить, что хоть кто-нибудь из смертных играет существенную роль в жизни Ямакаси, Васька не в состоянии. Главный человек для Ямакаси – сам Ямакаси.

– Чем же это были за интересные вещи?

– Когда-нибудь я расскажу тебе. И обещаю, ты очень удивишься. Очень.

«Когда-нибудь» означает, что Ямакаси собрался задержаться здесь, что он не исчезнет завтра, и, возможно, останется до послезавтра. Васькино сердце бьется медленнее, чем обычно, уж не влюбилась ли она?

Определенно нет.

* * *

«Кьярида миа» означает любимая моя.

Васька выяснила это, задав вопрос Ямакаси напрямую. Правда, с национальной принадлежностью кьяриды дело обстоит туманно. До сих пор не понять, идет ли речь об испанском (Ямакаси никогда не был в Испании), португальском (Ямакаси никогда не был в Португалии) или одном из диалектов итальянского (Италия тоже прошла мимо Ямакаси).

С национальной принадлежностью самого Ямакаси все еще запутанней. Он говорит и думает на русском, и нет никаких свидетельств того, что ему знаком какой-либо другой язык, кроме русского; колченогая кьярида предстает в этом контексте забавным недоразумением.

Ямакаси ничего не рассказывает о местах, в которых родился, и о местах, в которых жил, кто же он на самом деле?

Васька теряется в догадках.

Казах, выдающий себя за японца? Киргиз, выдающий себя за казаха? Кореец, выдающий себя за киргиза? Бурят, якут, китаецентричный малаец? А может, побочный продукт связи воронежской пейзанки и шамана из ненецкого стойбища? Вразумительного ответа от Ямакаси получить так и не удалось. Как не удалось узнать его настоящего, а не подсмотренного в фильме, имени. Как не удалось определить (хотя бы примерно), сколько ему лет.

После бесплодных размышлений Васька останавливается на возрастном промежутке от двадцати до двадцати пяти, только он позволяет безнаказанно сигать с крыши на крышу. После двадцати пяти выжившие в этом необычном виде спорта переходят на тренерскую работу.