К могиле подходили вернувшиеся с задания летчики, свободные от дежурства механики. Стояли все молча, неподвижно. И вдруг от своих товарищей отделился сержант Лукьяненко и решительно двинулся к Ворошилову, держа в руке трепещущий лист бумаги. Ему преградил путь штабной генерал:
— В чем дело?
— Вот… мы тут… Одним словом, мы — несколько механиков — решили подать рапорт на имя Маршала Советского Союза: хотим переучиваться на летчиков-истребителей, чтобы в небе мстить за нашего Тимура!
— Давай сюда, — сказал генерал и спрятал рапорт в планшет.
…Желание механиков 161-го истребительного авиаполка было удовлетворено. Они были откомандированы в летное училище, а потом летали и мстили за Тимура в небе. И не только они. Мстил весь полк, продолжавший громить под Старой Руссой настырных стервятников «Рихтгофена», обеспечивая окружение демянской группировки врага.
И окружили!
И пусть этот первый котел был еще ненадежным — его солдаты Буша ценой огромных потерь пробили у Рамушево, образовав узкий коридор в свой тыл. Но котел-то был! А тот рамушевский коридор сами же бушевцы нарекли «коридором смерти».
Позже научились выковывать непробиваемые котлы. От Сталинграда до Берлина на славу поработали фронтовые мастера по окружению отступающих войск противника! Но и тогда многие из этих мастеров падали, сраженные на земле и, как Тимур, в небе.
Всегда ли ты, юный читатель, помнишь, что та величайшая Победа пришла потому, что погиб герой этой повести Тимур Фрунзе, погибли его школьные товарищи Юрий Клок, Вадим Климентьев, братья-близнецы Воздвиженские, погибли многие его однокашники по спецшколе и крылатой Каче, в том числе Малинин и Раскатов, Рыжов и Котомкин-Сгуров, Олег Баранцевич и Володя Микоян, погиб его первый авиационный наставник лейтенант Коршунов, погибли его фронтовые однополчане — командир эскадрильи Кулаков, санинструктор Тоня и самый близкий боевой друг Иван Шутов, переживший своего спасителя только на два месяца с небольшим…
Двадцать миллионов советских сердец остановилось во имя того майского дня, когда прозвучал последний выстрел, а над чудовищным зданием, в стенах которого зародилась безумная идея похода на Восток, взвилось багряное полотнище возмездия и торжества — стяг Победы.
И всех, кто дошел до этих мрачных стен, народ назвал победителями. Но и те, кто, не дойдя до Берлина, пали, остались в народной памяти непобежденными. О них всегда помнили, их имена зачисляли навечно в списки частей, с которыми они шли и геройски побеждали.
Зачислят приказом министра Вооруженных Сил Союза ССР навечно в списки 1-й эскадрильи истребительного авиаполка и Героя Советского Союза лейтенанта Фрунзе Тимура Михайловича. На торжественных поверках передовой командир звена той эскадрильи Филипченко Анатолий Васильевич, кому судьба уготовила совершить космический подвиг и стать дважды Героем Советского Союза, на вызов «Герой Советского Союза лейтенант Фрунзе Тимур Михайлович!» звучно ответит: «Герой Советского Союза лейтенант Фрунзе Тимур Михайлович пал смертью храбрых в бою за свободу и независимость нашей Родины!»
И Большая Садовая улица в Крестцах, и многие другие улицы в других городах, а также дома культуры, школы, пионерские дружины и отряды будут названы именем Тимура Фрунзе, а в Старой Руссе в честь его подвига воздвигнут памятник.
Но все это будет потом.
А в тот триумфальный майский день 1945 года, когда на потрясенных стенах рейхстага победители оставляли свои знаменитые автографы, память о павших героях чтилась ими трогательно просто — расписывались за себя и за тех, кто остался навсегда алыми звездами у фронтовых дорог…
Стройная девушка в ладно сидящей гимнастерке и щеголевато сбитой набок пилотке подошла к рейхстагу, оглядела стены и, покачав головой, проговорила огорченно:
— Куры клюнуть негде — все исписано.
Но все же отыскала свободный кусочек стены и расписалась угольком. А потом глянула вверх, где свободного места было побольше, нагнулась и подобрала еще один уголек.
— Ребята! — окликнула она двух сержантов, проходивших мимо. — Поднимите меня!
Те поняли. Скрестив руки и позванивая густым набором орденов и медалей, они высоко вознесли ее над половодьем солдатских имен, чувств и дум, и она на широком свободном месте старательно и крупно вывела: «ТИМУРА».
Спрыгнув, отошла подальше, оглядела надпись критически, потом удовлетворенно кивнула:
— Видно… Далеко видно!
Май ликовал над миром.
INFO