Сперва появилось несколько маленьких пузырьков. Они защекотали спину и бока, точно хотели растормошить несостоявшегося утопленника. Постепенно их становилось всё больше и больше, и вот он уже оказался в самом центре невидимого роя. Пузырьки сбивались стайками, теснились, жались друг к другу, пока не начали сливаться. И Киллиан моргнуть не успел, как очутился в одном огромном пузыре.
Воздух легче воды – это любой дурак знает, который в детстве пытался миску кверху дном в ведре утопить. И воздушный пузырь устремился к поверхности.
Вместе с Киллианом.
– Спасибо, – прошептал он и улыбнулся. – Но кто?..
Ответа, конечно, не последовало. Но почудился отчего-то низкий басовитый смех, какой бывает у полных, солидных, не слишком дружелюбных людей, и померещилась в темноте искренняя, хоть и дурашливая мальчишеская улыбка, и ещё – силуэт прихрамывающего старого рыбака, чем-то похожего на Джима из похоронной процессии.
Так Киллиан и вынырнул на поверхность – в ореоле призрачного смеха, в запахе крепкого моряцкого табака. И оказалось, что небо-то уже начало на востоке светлеть, а прямо на высоком берегу, который был не так уж далеко, как мнилось, горит яркий-яркий костёр высотой в три человеческих роста.
– Вот ведь зараза, – фыркнул Киллиан, отплёвываясь от морской воды. – Обещал он за мной присмотреть, как же. Лучше бы на лодке встретил, право.
Пузырьки исчезли только у самого берега, где можно уже было достать ногами до дна. Пошатываясь, Киллиан выбрался на песок, стянул волшебную шапку и медленно побрёл в гору. После морских глубин воздух казался по-особенному вкусным, и чувствовались в нём упоительно сладко нотки свежевыпеченного хлеба и дыма из печных труб, которым тянуло от деревни. Айвор, конечно, обнаружился у костра – спокойный, с лёгкой улыбкой на устах… и со сменой сухой одежды.
– Я тут глинтвейн решил сварить, тебя дожидаясь, – уведомил он компаньона серьёзно. – Костерок разложил вот… Только с дровами слегка не рассчитал.
Шутка была не ахти, но Киллиан хохотал, пока у него под рёбрами не закололо.
Айвор помог компаньону переодеться в сухое и усадил его поближе к костру, а потом – о, чудо! – и впрямь угостил кружкой свежесваренного глинтвейна вприкуску с домашними пирогами Нив, оставшимися от завтрака. Нож перекочевал в сапог к фейри – для сохранности. Некоторое время Киллиан действительно грелся у костра, зябко поджимая пальцы на босых ногах, и потягивал глинтвейн, а потом усталость и бессонная ночь взяли своё. Веки его смежились; он почти не запомнил, как привалился к плечу компаньона и выронил кружку, забрызгав недопитым вином и себя, и его.
Айвор растолкал его уже ближе к полудню и радостно сообщил, что нож он обменял у Уэни на «исполнение договора» – вручил ей шапку и ткнул пальцем в сторону моря.
– Буквы почернели, – довольно потряс он свитком. – Претензий нет, долг жизни исполнен. Жемчуг здесь, – похлопал он по мешочку на поясе. – Кстати, не хочешь попрощаться с Уэни?
Киллиан хотел – ну, и попросить ботинки в дорогу заодно. Любые, лишь бы не идти босиком.
Дорога в деревню вела мимо галечного пляжа. Рыбаки здесь отчего-то избегали ставить лодки, и поэтому даже в поздний час вокруг не было ни души. Киллиан немного замешкался, глазея на окрестности, и отстал от компаньона, когда услышал вибрирующий тонкий вопль:
– Ты! Обманщик!
«Бридин!»
Он обернулся, но успел заметить только чудовищный силуэт. Не человек, не корова, а нечто бочкообразное, покрытое зеленоватой чешуёй, зато с огромными когтями на передних лапах вприпрыжку неслось к нему по пляжу, вздымая волны мелкой гальки. Киллиан едва сумел увернуться от скрюченной лапы и откатиться в сторону. Но под лопатку, как назло, впился острый скол валуна, заставляя дугой выгнуться от боли…
«Сейчас ударит», – успел подумать Киллиан и похолодел, предчувствуя адскую боль от удара в живот или в беззащитное горло.
Однако этого так и не произошло.
Взревел вдруг яростно ветер, сильно и резко запахло тимьяном, брызнула в разные стороны сырая галька – и наступила тишина. Только волны всё так же мерно накатывали на пляж.
С трудом превозмогая дурноту, Киллиан сел и прищурился от солнца. Айвор стоял над телом светловолосой женщины, закутанной в рваную белую рубаху, и невозмутимо вытирал кинжал краем рукава.
– Это… обязательно было? – тихо спросил Киллиан, стараясь не глядеть, как то, что ещё недавно было Бридин, превращается в сизоватый морской студень.
– Она знала, на что шла, – холодно произнёс фейри. – Я предупреждал. Тот, кто нарушит договор – умрёт.
Возразить было нечего. Но скреблось что-то под ребром – дурное предчувствие, поселившееся в груди с первого визита Бридин. Киллиан наконец понял, откуда оно взялось: мерроу в волшебной рубашке посреди Дублина выглядела… чужой.
«Даже не так – чужеродной. Лишней, пережившей своё время».