Тимьян и клевер

Ещё при жизни первой супруги Далтон стал приводить в дом любовницу – якобы дальнюю родственницу, сиротку и вообще девицу «порядочности столь же редкой, что и красоты». Франческа заподозрила неладное и учинила ему допрос, который вылился в колоссальную ссору. Мистер Далтон очень не любил, когда ему читали морали, а потому ответил жёстко – и жестоко. После этого мисс Келли фактически поселилась в особняке, а Франческа почти перестала выходить из своих покоев и вскоре заболела, а затем и умерла. Далтон прогоревал недолго и через год женился на любовнице. Уильям был слишком мал и потому зла на мачеху не затаил. А вот старший его кузен, Оскар, по словам Мэгги, так её и не простил.

– Госпожа Франческа-то, почитай, ему вместо матери приходилась. Читала вслух сама, на пианине играть научила, – вздохнула служанка. – Он-то вроде бы и дуться на мисс Келли не стал, уважительный такой был, ну чисто ангел. Только, бывало, глянет этак недобро… Но вот позапрошлый год, когда слух пошёл, что, мол, госпожа на сносях наконец, а потом все узнали, что она это выдумала, мистер Линч улыбнулся этак жутенько и сказал: «Поделом ей». Прям при всех! Милорд на него так посмотрел – я уж думала, убьёт или сошлёт, ан обошлось.

Тем временем показался особняк Далтонов; прогулка подошла к концу. В конце улицы из тумана выступили знакомые игольчатые очертания ворот. За ними смутно виднелся человеческий силуэт, возможно, садовник или дворецкий, но рисковать Киллиан не стал и распрощался с Мэгги. Интуиция подсказывала ему, что Оскар Линч вряд ли одобрит задушевные разговоры с прислугой.

На ближайших улицах царила ватная тишина. Ни экипажей, ни случайных прохожих… Кэбы тоже, как нарочно, объезжали этот квартал стороной. Лишь через полчаса, когда узкая улица несмело ткнулась под бок широкому ленивому проспекту, мимо прогрохотал омнибус. Правда, ехал он совсем не в ту сторону, в какую нужно было.

«Интересно, мне так и придётся плестись на своих двоих? – мрачно подумал Киллиан. – Вот бы сюда Айвора с его тайными тропами…»

Подумал – и сам себя одёрнул. Если бы компаньон и появился, то о самостоятельном расследовании пришлось бы забыть. Айвор так или иначе потребовал бы отчёта вечером… Но то вечером. А пока ещё оставалось время на то, чтобы сделать несколько шагов.

Оставалось только решить – куда.

«Загляну-ка я к Морин, – определился наконец Киллиан, и, покачнувшись на пятках, направился вверх по проспекту, в ту сторону, откуда приехал омнибус. – Если кто и разбирается в сглазах и злых чарах, так это она».

До Полынной улицы добраться удалось ближе к сумеркам; впрочем, винить в этом было некого, разве что хозяйку пекарни с удивительно вкусными пирожками на углу Моховой улицы. И паб чуть поодаль, где помимо эля подавали ароматный горячий морс. И нескольких приятелей, с которыми просто невозможно было не перемолвиться словом-другим при встрече…

«Поздно, конечно, – с сомнением подумал он, вглядываясь в проём меж двух склонённых друг к другу дубов, откуда брала начало Полынная улица. – И Айвор вроде бы говорил, что Морин надо с утра навещать… А, была не была! Не прогонит же она меня прочь».

Обычные рынки в такое время, конечно, не работали, и даже любители сэкономить на остатках не нашли б, чем поживиться. Однако ярмарка чудес жила своей жизнью. Прилавков, похоже, стало ещё больше по сравнению с утром или днём. В сгустившемся полумраке туман стал даже плотнее. Кажется, протянешь руку – и коснёшься мягкой, влажной, холодной массы вроде взбитых сливок или яичных белков. В воздухе парили крупные, с человечью голову, разноцветные бумажные шары, внутри которых горели свечные огарки. Под ногами изредка шныряли кошки, крысы и маленькие существа, напоминающие то ли обезьян, то ли уродливых детей в великоватой одежде. Киллиан осторожно шагал по скользкой мостовой, стараясь ни на кого не наступить, и украдкой глазел по сторонам. Вокруг некоторых лавок светящиеся шары теснились гуще, у других их не было совсем, и приходилось щуриться. Откуда-то издали тянуло свечным воском, сушёной рыбой, мхом и ещё чем-то отдалённо знакомым; оттенки запаха неуловимо изменялись почти каждое мгновение, но чудилось, что ещё немножко – и непременно узнаешь источник. 

В глубине от дороги, на крыльце одного из домов прямо на перилах висела громадная коровья шкура, белая в рыжих подпалинах; кровь размеренно капала на тёмные доски и, собираясь в крохотные лужицы, заползала вверх по лестнице, а затем протискивалась под входную дверь и исчезала. Киллиан пожал плечами – эка невидаль, забитая корова – и собирался было пойти дальше, когда шкура вдруг шевельнулась. Слепая звериная морда вытянулась в его сторону, и в пустых глазницах зашевелилось что-то влажное, живое…

Он инстинктивно отшатнулся – и, запнувшись о что-то мягкое и пушистое, повалился на землю.

Этим чем-то оказался белый кот с чёрной манишкой. Сперва он зашипел, но затем повёл носом, принюхиваясь, и смягчился.

– Плохой день, парень? – сочувственно поинтересовался он басовитым голосом.