Тим

— Он должен получить все самое лучшее, отдельную палату и все, что может понадобиться!

— Тогда мы переведем его в другое отделение, — умело утешал ее доктор Минстер. — Не беспокойтесь о нем, миссис Мелвил. Он совершенно потрясающий человек и действительно красив.

— Могу я увидеть его, прежде чем уйду, — упрашивала Мэри.

— Если хотите, но не оставайтесь. Ему дано успокоительное, и я бы предпочел, чтобы вы его не будили.

Они поместили Тима на огромную кровать за ширму; в углу было полно всяческого оборудования, оно издавало приглушенное звяканье, шипение и гудение. В палате было еще семь пациентов, достаточно серьезно больных, что вызвало беспокойство Мэри. Молодая медсестра стояла около Тима, снимая с его здоровой руки ленту аппарата для измерения кровяного давления. Но смотрела она не на руку, а на лицо Тима, и Мэри видела ее явное восхищение. Затем она подняла голову, увидела Мэри и улыбнулась ей.

— Хэлло, миссис Мелвил. Он спит, не беспокойтесь о нем. Давление у него нормальное, он вышел из шока.

Восковая бледность исчезла с его лица, и появился даже легкий румянец. Мэри протянула руку и откинула спутанные волосы с его лба.

— Я сейчас собираюсь перевезти его в платное отделение, миссис Мелвил. Не хотите ли пройти со мной и посмотреть, как его там поместят, прежде чем уйдёте домой?

Ей не советовали приходить раньше, чем на следующий день к вечеру, так как он будет спать, самое большее, что она сможет сделать — это просто сидеть рядом.

Когда она пришла, Тима в палате не было, он ушел на перевязку. Она сидела и терпеливо ждала, отказавшись от чая и сэндвичей.

— Он понимает, где он и что с ним случилось? — спросила она у палатной сестры. — Он сильно нервничал, когда проснулся и обнаружил, что меня нет?

— Нет, он вел себя прекрасно, миссис Мелвил. Он успокоился быстро, и казалось, был вполне доволен. Он такой радостный, милый человек, он стал нашим любимцем.

Когда Тим увидел ее, его пришлось удержать, чтобы он не выпрыгнул из носилок и не бросился ее обнимать.

— О, Мэри, я так рад, что ты здесь! Я думал, что долго не увижу тебя.

— Как ты, Тим? — спросила она, быстро чмокнув его в лоб, потому что рядом стояли и смотрели две сиделки.

— Я чувствую себя прекрасно, Мэри! Доктор вылечил мне руку, он зашил там, где ее разрезал нож, и крови больше нет.

— Больно?

— Не очень. Не так, как когда тачка с кирпичом упала мне на ногу и она сломалась.

Рано утром на следующий день Мэри позвонили из госпиталя и сказали, что она может взять Тима домой. Забежав сообщить миссис Паркер радостную весть, Мэри бросилась к машине с маленьким чемоданом, где лежали вещи Тима, в одной руке, и тостом, который она еще не успела доесть, в другой. Сестра встретила ее у дверей палаты и взяла у нее чемодан, а ее проводила в приемную подождать.

Вскоре вошли доктор Минстер и регистратор.

— Доброе утро, миссис Мелвил. Сестра сказала мне, что вы приехали. Тим скоро будет готов, не беспокойтесь. Они ведь не выпускают пациентов без ванны, перевязки и Бог знает чего еще.

— Тим в порядке? — спросила, волнуясь, Мэри.

— Абсолютно. У него останется шрам, и пусть он напоминает ему, что надо быть осторожнее, но нервы не задеты, так что чувствительность и сила в руке останутся. Приведите его ко мне через недельку, и я посмотрю, как у него будут дела. Может быть, тогда и швы сниму, или оставлю их еще на некоторое время, в зависимости от состояния раны.

— Значит, он действительно в порядке? Доктор Минстер откинул голову и засмеялся:

— О, вы, матери! Все вы друг на друга похожи, вечно беспокоитесь и нервничаете. Вы должны обещать мне, что перестанете над ним хлопать крыльями, а то если он увидит вас в этом состоянии, он начнет носиться со своей рукой больше, чем надо. Я знаю, он ваш сын, и ваши материнские чувства так сильны, потому что он особо зависит от вас, но вы должны сопротивляться стремлению кудахтать над ним, когда это не надо.

Мэри почувствовала, как кровь прилила к ее лицу, но она сжала губы и гордо подняла голову.

— Вы неправильно поняли, доктор Минстер. Забавно, что это не пришло мне в голову, но вы неправильно поняли. Тим не мой сын, он мой муж.

Доктор Минстер и регистратор в ужасе переглянулись. Что бы они теперь ни сказали, все будет звучать фальшиво, и, в конце концов, они ничего не сказали, просто направились к двери и выскользнули из помещения. Что можно сказать после того; как совершишь такой ляпсус? Как неприятно, ужасно неприятно, и как неловко! Бедняга, как это для нее тяжело!

Мэри сидела с глазами, полными слез, борясь изо всех сил, чтобы удержать их. Тим не должен видеть ее глаза красными, этого не должны видеть и хорошенькие молодые сиделки. Неудивительно, что они так открыто высказывали ей свое восхищение Тимом! Одно говорят матерям, и совсем другое — женам. И теперь, когда она подумала об этом, ясно было, что они принимали ее за его мать, а не за жену.