Тим

– АК-107, – сказал он. – Хорошая машинка.

Я крякнул. Мне бы такая штука тоже не помешала.

До пояса аномалий, заросшего Полипами, мы добрались на “уазике”. Я разглядывал эти Полипы. Невысокие деревца, самые высокие метра три в высоту, стволы толстые, перекрученные, бугристые, светлые. Ветки тоже все сплошь кривые, короткие, похожие на щупальца анемонов, усеянные узкими темно-коричневыми листочками. Росли Полипы впритык друг к другу, между некоторыми стволами можно протиснуться разве что боком.

И все эти неестественно выглядящие деревья медленно шевелились – и ветви двигались туда-сюда, и стволы покачивались. Зрелище действительно внушало отвращение.

На дороге, ведущей к ТЭС, валялись груды одежды Ушедших. Ветер принес, наверное. Или Ушедшие разделись здесь, вдали от города.

Метров за десять от первых рядов Полипов мы выбрались из авто и пошли пешком по асфальтированной дороге. Над лесом возвышались исполинские дымящиеся трубы.

– Газ жгут, – прошептал Боря, – или мазут. Значит, кто-то обслуживает и заводы нефтегазовой промышленности.

Когда подошли вплотную, меня передернуло. Поверхность стволов Полипов была гладкая, эластичная на вид, телесного цвета – точь-в-точь человеческая кожа, покрытая стеклянистой пленкой. Кажется, я видел волоски, родинки, пупки и слипшиеся руки и ноги… И все это было искажено до ужаса, будто человека запихнули в стеклянную кривую трубу, а он там подтаял, как воск, перекрутился и заполнил все пространство трубы.

И вот хочет этот изуродованный сверхъестественной силой человек выбраться из трубы – шевелится, дергается, но сбежать не может. Из этих чудовищных тел вырастали кожистые ветки с бурыми листочками, усеянные множеством зернышек наподобие стрекозиных или мушиных глазок. Снизу из “стволов” высовывались кожистые отростки вроде коровьих сосков. Или недоразвитых членов.

Я смотрел на этот шевелящийся лес из изуродованных человеческих тел, разбухших ног, превратившихся в корни, слипшихся с бочкообразными телами рук, и чувствовал, как у меня самого шевелятся волосы на голове.

– Ты знал, – выдавил я.

– Что это Ушедшие? – шепотом ответил Боря. – Да. Хотел, чтобы ты сам увидел.

– Ты боялся, что если скажешь, я сдрисну отсюда, – перебил я. – Не хотелось тебе одному идти. Боишься?

– Не описать как.

Я покосился на него. Боря таращился на человеко-деревья сквозь стекла очков, шмыгал носом. До меня вдруг кое-что дошло.

– Твоя Анюта ушла под Музыку?

Боря сжал челюсти, кивнул.

– Видишь, у них лиц нет, срослось все в одну массу, – еле слышно сказал он. – И вряд ли я ее узнаю, если увижу… Да и не обязательно она сюда ушла. Таких рощ в округе много. Но, Тим, если сердце подскажет: она, мол! – я ж рехнусь! Поэтому медлил, выжидал. А ты появился, я и подумал: пора…

Под конец этой короткой речи голос Бориса окреп, возвысился.

– Пройти надо, – сказал он. – Мы должны узнать. Я больше не хочу так жить. А ты? Хочешь постоянно ехать невесть куда? Без цели? Бежать от самого себя?

В голове у меня зазвучал голос той девки, которую я чуть не скормил родителям, Лиды.

“Я сон видела, что мои близкие, которые под Музыку ушли, стали частью природы…”

Экстрасенс эта Лида, подумал я. У нас, Бродяг, почти у всех проявились эти способности.

– Ты прав, Боря, – произнес я. – Надо пройти.

Я вынул финку, биту зажал локтем, шагнул в зазор между двумя Полипами. Вряд ли эти деревья, бывшие живыми людьми, нападут. Хотя кто знает…

Здесь было заметно теплее, словно вправду стоишь в толпе голых людей, и пахло – только не человеческими немытыми телами, а чем-то приторно-сладковатым, приятным и мерзким одновременно.

Я проскользнул в паре сантиметров от ближайшего ствола. Под слизисто-стеклянистой пленкой пульсировала деформированная плоть. Кожу покрывали волоски, были видны старые царапины. Вот пупок… А вот начало промежности, книзу срощенной с завернутой вокруг ствола ногой, похожей на анаконду.

Шаг за шагом – никто не нападал. Боря шел следом, шумно дыша. Воздух наполнял густой сладковатый запах. Меня подташнивало. Я боялся дотронуться до ствола – мнилось, что если дотронусь, Полипы нас схватят… Хорошо хоть, ветки начинают расти выше моей головы, не задевают.

Однажды я увидел закрытый глаз. Веки навсегда слиплись, но казалось, что сейчас глаз вытаращится на меня. Второй глаз уплыл вниз и едва различался, походил на морщинку, из которой торчали реснички. В детстве я лепил из пластилина человечков, а потом одним сжатием ладони превращал их в длинные колбаски, сохранявшие намеки на конечности, голову и прочие части тела. Вот и из Ушедших кто-то могучий и ужасный слепил эти деревья.