Тим

Он следил за тем, как она разливает чай, во взгляде его читалось сочувствие. Какой удар для ее гордости, думал он, когда такой прекрасный душевный порыв истолковывают так примитивно и оскорбительно. Для нее ведь сама мысль о физической стороне их отношений унижала ее достоинство, она была монашка в душе. Она вела странную, одинокую, отделенную от остального мира жизнь. Мы то, что мы есть, думал он, и что сделали из нас обстоятельства.

— Спасибо, дорогая, — сказал он, беря чай. Вернувшись в кресло у окна, он заговорил: — Я хотел бы встретиться с Тимом, если можно, Мэри.

Последовало долгое молчание, затем он услышал тихий ответ:

— На днях.

Голос, казалось, звучал откуда-то издалека.

Глава 21

Только после полуночи Мэри остановила свой «бентли» у коттеджа. В гостиной все еще горел свет, и Тим, выскочив, бросился открывать дверцу машины. Он дрожал от радости, увидев ее, почти поднял и чуть не задушил в объятиях. В первый раз его эмоции при встрече с ней проявились так открыто, и это сказало ей больше, чем что-нибудь другое, какой тяжелой для него была эта неделя.

— О, Мэри, как я рад тебя видеть! Она высвободилась из его объятий:

— Боже мой, Тим, ты сам не знаешь, какой ты сильный! Я думала, что ты уже лег спать.

— Но не раньше, чем ты приедешь. Я должен был дождаться тебя. О, Мэри, как я рад! Ты мне так нравишься, так нравишься!

— И ты мне тоже, и я тоже рада тебя видеть. Где твой папа?

— В доме. Я не разрешил ему выйти, я хотел увидеть тебя первым, — он танцевал вокруг нее, но она все же почувствовала, что его радости что-то мешало, что она каким-то образом не оправдала его ожиданий. Если бы только она могла понять, в чем дело!

— Мне тут не нравится без тебя, Мэри, — продолжал он. — Мне нравится тут, когда ты тоже здесь.

К тому времени, как они вошли в дом, он успокоился, и Мэри пошла поздороваться с Роном. Она протянула ему руку:

— Как дела? — мягко спросила она.

— Все в порядке, Мэри. Рад вас видеть.

— Я рада, что приехала, наконец.

— Вы уже ели?

— Да, но, тем не менее, приготовлю чаю. Будете пить?

— Спасибо, выпью.

Мэри повернулась к Тиму, который стоял на некотором расстоянии от них. У него опять был потерянный вид. «В чем дело, — спрашивала она себя опять. — Что я сделала, что он так смотрит, или чего я не сделала?»

— В чем дело, Тим? — спросила она, подходя к нему.

Он покачал головой:

— Ни в чем.

— Ты уверен?

— Да.

— Боюсь, тебе пора ложиться спать, друг мой.

Он кивнул с несчастным видом:

— Я знаю.

У дверей он оглянулся, в глазах его была мольба.

— Ты придешь укрыть меня как следует? Пожалуйста, приходи!

— Конечно, непременно, так что поспеши! Я приду через пять минут.

Когда он ушел, она посмотрела на Рона.

— Ну, как тут было?

— И хорошо, и плохо. Он много плакал о своей матери. И плачет он не так, как раньше, а тихо. Он просто сидит, а слезы текут по лицу ручьями, и его невозможно ничем отвлечь.

— Пойдемте на кухню. Вам, наверное, было очень трудно. Жаль, что я не смогла быть здесь и снять хоть часть груза с ваших плеч.

Она наполнила чайник, потом посмотрела с тревогой на часы:

— Я должна пойти и сказать Тиму «спокойной ночи». Я скоро вернусь.

Тим был уже в кровати и напряженно смотрел на дверь. Она подошла к нему, повозилась с покрывалами, пока они не легли ровно и не закрыли его до подбородка, потом туго подоткнула вокруг. Затем наклонилась и поцеловала его в лоб. Он начал отчаянно возиться, пока не вытащил руки. Он обнял ее за шею и нагнул вниз так, что она была вынуждена сесть на край кровати.

— О, Мэри, я не хочу, чтобы ты уезжала, — сказал он, прижавшись лицом к ее щеке.

— Я тоже не хотела уезжать. Но теперь все в порядке, Тим. Теперь я здесь. И всегда буду здесь с тобой, когда смогу. Я больше всего на свете люблю быть с тобой. Ты скучал по маме, да?

Руки на ее шее сжались.

— Да. О, Мэри, как тяжело знать, что она никогда не придет! Иногда я забываю, а потом вспоминаю опять, и я так хочу, чтобы она вернулась, и знаю, что она не может вернуться, и все это так спутано у меня в голове. Но я хочу, чтобы она вернулась, я так хочу, чтобы она вернулась!

— Я знаю… я знаю. Но скоро, мой дорогой, будет немного легче. Так плохо тебе не будет всегда, печаль отойдет. Мама будет все дальше и дальше, и ты привыкнешь к этому и не будешь так страдать.

— Но мне больно, когда я плачу, Мэри! Мне так больно, и это не проходит!

— Да, я знаю. У меня тоже так бывает. Как будто бы из груди вырвали целый кусок.

— Да, именно, именно так! — он неловко водил руками по ее спине. — О, Мэри, я так рад, что ты здесь! Ты всегда обо всем знаешь и можешь мне рассказать, и я чувствую тогда себя лучше. Без тебя мне ужасно!

Ее нога, прижатая к кровати, затекла, и ее свело сильной судорогой. Мэри вытащила голову из его рук.

— Я здесь теперь, Тим, и буду здесь все выходные. Потом мы все вместе поедем в Сидней. Я тебя здесь одного не оставлю. Ну, теперь повернись на бок и спи, потому что у нас завтра в саду много работы.

Он послушно повернулся.

— Спокойной ночи, Мэри. Ты мне нравишься, ты мне нравишься больше всех, кроме папы.