Тихушник возвращается

— Юра, извини, забираю свои слова обратно. Малость погорячился, что после ухода нас старых оперов из легендарного отдела он остался в надежных руках! Ты туго соображаешь! Гусев — самое слабое звено в цепочке всех участников убийства судьи, а куда тянутся нити, — показав пальцем вверх, — нам неизвестно. Знаем только одного исполнителя, может, таких как он с десяток людей. Не исключаю, что в метре от нас та же ячейка Аль-Каиды[1], всё может быть! Если засветилось ФСБ, наводит на нехорошие мысли, у них всегда в закромах припасены «консервы». Заметь, в твоей кобуре не зря имеется запасная обойма. Вот! А они что лохи?

— Консервы! Ты уж возомнил себя сотрудником службы внешней разведки, выражаешься их сленгом. Книжек начитался про немецких разведчиков. Далеко тебя понесло! Причаливай к берегу, конкретно, что предлагаешь по Гусеву, — и стал стучать пальцем по ручным часам: — Цигель, цигель, ай-лю-лю, Михаил Светлов ту-ту, — напомнил Семенову цитату из фильма «Бриллиантовая рука», в конце изобразил гудок парохода.

— Торопишься на планерку?! Так слушай в два уха, записывать не надо, опер полученную информацию должен держать в своих мозгах, если, конечно, они у него есть.

— Фёдырыч, пенсионеры часов не наблюдают. Короче можно!

— Срочно встречаешься с Ежовым и ему скажешь слово в слово, что тебе сейчас скажу. Пусть пригласит в свой кабинет Гусева и расскажет ему, как он случайно в ящике стола нашел чей-то телефон. Телефон отдал тебе, но через некоторое время ты его вернул. Вынет из ящика смартфон и снова положит на место. И обязательно расскажет, что когда Ермаков, то есть ты просмотрел на нем информацию, сказал, что с него отправлен приказ убить судью Морозова. Прямо так и скажет в его бесстыжие глаза: если бить по нервной системе Гусева, то только бронебойными снарядами. И по секрету ты ему на ухо шепнул, что опера вышли на след киллера. И чтобы спровоцировать убийцу действовать, то есть задержать его на месте преступления, тобой отправлено еще одно СМС на одного клиента. Но киллер облажался — помешали свидетели. И сейчас преступника ищут не только органы милиции, но и «космонавты», осматривая из космоса каждый уголок земли.

— Психологическая атака! Так, так, так, — заинтересовался Ермаков, — а это вариант!

— Надо же, ты даже знаешь то, что знают только избранные богом люди, то есть я!

— Опять тебя понесло! Сам себя не похвалишь, никто не похвалит! Знаю, куда ты клонишь, — рассчитываешь на премию от руководства МВД. Хочу тебя огорчить, ты не числишься в списке агентуры уголовного розыска. Работаешь на энтузиазме. В общем, тебе по бороде! Хотя грамоту от бандитского отдела лично нарисую! Но я добро не забываю, раскроем преступление, приеду с ящиком пива и двумя хвостами сёмги. Ох и загуляем на славу!

Семенов потирая руки:

— Ловлю тебя на слове! Расписку с тебя брать не буду! Я еще не договорил, бежишь впереди паровоза! Вот тут начинается самое интересное, что нужно сделать Ежову и лично тебе. Говорю про «ваши доказательства», — проговорил слова с иностранным акцентом. — Возьмем Гусева с поличным. У него нет иного выхода, как выкрасть у Ежова свой телефон. На видео посмотрим, как он его заберет и тут нужно сделать одно важное мероприятие: поставить на воришку капкан. Перед этим нужно обработать телефон родамином, возьмешь его у криминалистов. И для надежности возьми у них специальное устройство, что тебя учу, сам знаешь, какое оно. Ежов пусть этот муляж подложит под телефон. Он стрельнет родамином в наглое лицо Гусеву так, что он мочалку сотрет, чтобы отмыть краску. Я так понимаю, кабинет Ежова он открывает запасным ключом. Дальше дело техники. Берешь Гусева под белые ручки, кладешь перед ним лист чистой бумаги и предлагаешь написать явку с повинной, обещая, договорится со следствием о снисхождении. Самое поганое в нашей оперской профессии — это надевать наручники на своих коллег. И пусть твое сердце не разрывается, оно еще тебе пригодится. ФСБ своего коллегу тебе не простит. Нет, я тебя не пугаю, просто констатирую факт!

— Ты нарисовал мне нерадужную картину! Шорин и так ко мне неровно дышит, даже не представляю, как буду объяснять, почему оперативные мероприятия не согласовал с ним.

— Напиши рапорт на увольнение. Так, мол, и так, я не трус, но я боюсь! Но знай, всю жизнь будешь жить с чувством вины — предал честь офицера. И запомни, пива ты уже со мной не попьешь! — говорил как бы серьезно.

Ермаков спросил с недоумением:

— С какого такого перепугу ты меня записал в предатели? У меня еще остался дух воина, могу постоять за себя. Не ты один его имеешь, точнее, имел, сейчас бабушка надвое сказала! Помню, как ты операм работу подбрасывал, если кого-то из блатных находили с пробитой головой, вслух не говорили, но догадывались один к трем, что это твоих рук дело. Нет, чтобы поступать по закону, устраивал самосуд, — уже с ехидцей говоря. — Что у Тихушника не хватало ума закрыть жулика в тюрьму по закону?!