Тихоокеанский кратер

— В наши дни случаются и худшие вещи, — возразил Карлссон.

Меня удивило, что он не ответил на мой вопрос. Я хотел повторить его, но Карлссон продолжал:

— После этой истории, я имею в виду историю Гомби, я окончательно разуверился в людях — в так называемых цивилизованных людях. Я навсегда ушёл из их мира и поселился тут, на этом атолле.

— И вы… счастливы?

— Пожалуй, да. Люди тут примитивны, но они честны и не испорчены цивилизацией. Они ловят мне рыбу, а, я немного обучаю их понимать окружающий мир и самих себя. И лечу, если кто-нибудь захворает. Но болеют тут редко.

— Вы, вероятно, ведёте и научные исследования?

— Так, пустяки — для души.

— Какова же ваша главная профессия?

— У меня их много. Вам наскучит, если начну перечислять…

— А Справедливейший?

— Что Справедливейший?

— Он не мешает вам?

Карлссон улыбнулся:

— Мы встречаемся очень редко.

— Но вы живёте в одном доме с ним!

— И тем не менее встречаемся редко.

— Например, когда приходится давать аудиенцию незваным гостям?

Он окинул меня проницательным взглядом.

— О, — сказал он, — оказывается, вы более догадливы, чем я вначале думал. Вы не ошиблись… Но пусть всё это останется между нами. И простите меня за тот маленький маскарад. В глазах окружающего мира Муаи должен быть одним из тысяч обычных островов. А на каждом острове Микронезии есть свой более или менее, странный вождь.

Я не смог скрыть своего изумления:

— Значит, вы и есть Справедливейший! Я-то ведь думал, что вы тот таинственный гид, который встречал нас и провожал.

Карлссон весело рассмеялся:

— Всё-таки я чуть-чуть переоценил вас. Я и то и другое. Для этих мистерий у меня имеются две превосходные маски. Не хочу, чтобы мои сограждане принимали участие в таких инсценировках. Вероятно, кое-кто из них и не отказался бы, и даже неплохо сыграл бы отведённую роль, но я оставляю за собой… всю внешнюю политику. Мы так условились. Внешняя политика — моя сфера, внутренняя — их. Достаточно и того, что во время визитов они не отказываются торчать у дверей этого дома.

Я чувствовал, что мне давно пора уходить и… всё не мог заставить себя расстаться с этим удивительным человеком. Несмотря на внешнюю жёсткость, от него исходило какое-то почти осязаемое обаяние. Население острова, должно быть, боготворило его.

— Послушайте, Карлссон, — сказал я. — Если когда-нибудь я разочаруюсь в благах цивилизации подобно вам… Примете меня в свою общину? Я буду хорошим подданным, обещаю.

— Это должны решить они все, — очень серьёзно ответил Карлссон. — У нас ведь демократия…

«10 марта.

ЗАВТРА прибывает пароход. Наш груз сложен на берегу: звенья буровой, штанги, ящики с керном. Кажется, мои ребята довольны. Вместо шести — три месяца. А свои деньги они получат полностью. Ведь задача выполнена. Разумеется, начальство не будет в восторге. Алмазоносных кимберлитов мы не нашли на Муаи. К счастью для населения острова… В любом случае один проигрывает, другой выигрывает. Я лично доволен, что выиграли наши друзья-муайцы и старик Карлссон. Их идиллия будет сохранена… Вопрос, надолго ли?..»

Тогда всё удалось сделать именно так, как мы задумали с Карлссоном. Ребята отсутствовали восемь дней. Правда, они вернулись злые и встревоженные. Они опасались какого-нибудь нового подвоха со стороны островитян. Однако, когда я рассказал, что все эти дни скважина бурилась и мне удалось вскрыть базальт, они пришли в восторг. Даже молчаливый Тоби произнёс целую речь. Только Питер, придирчиво оглядывая базальтовый керн, проворчал, ни к кому не обращаясь:

— Чудеса творятся на здешних проклятых островах… Ну, если за них платят… — Он пожал плечами, и больше не возвращался к этой теме.

В последний вечер островитяне пригласили нас в деревню на праздник. Это был прощальный праздник в нашу честь. На центральной площади, напротив коттеджа вождя, собралось всё население острова, Нас посадили на самое почётное место — на возвышение, устланное мягкими циновками. Пир начался с заходом солнца и продолжался до восхода луны.

Когда бледный перламутровый диск вынырнул из тёмных вод океана и проложил широкую серебристую дорогу к берегу атолла, начались танцы. Гибкие тёмные фигуры то стремительно двигались в едином согласованном ритме, то застывали чёткими изваяниями на фоне переливавшейся серебром поверхности океана. Танцам вторило негромкое мелодичное пение. Порой оно затихало, словно задуваемое порывами тёплого ветра, который слал океан.