Тихим полетом его настигала…

«Больше я не могу. Я не могу стоять на пути двух любящих друг друга людей, которых я ценю и уважаю. Если бы я не ушел, то стал бы причиной их трагедии на всю жизнь. А поскольку их счастье кажется мне гораздо более важным, чем собственная жизнь, то, размышляя о них и о себе, я нашел единственно возможное решение. Все равно я не смог бы жить на свете без той, которую любил всю жизнь. Любимая, не сердись, пойми, я еще больше страдал бы, глядя на вас. А там… А там будет лишь пустота и тишина… Страшно подумать, что уже больше я не смогу держать тебя в объятиях. Но судьбу еще никто не смог перехитрить. Так и должно быть. Спокойной ночи. Да хранит тебя Бог. Вспоминай обо мне иногда. Это единственное, о чем я хочу попросить тебя. Я люблю тебя так, как никто и никогда не любил. Спокойной ночи —

Навсегда».

— Да… Забавно… — Я вернул Паркеру письмо № 2.

— Мне это совсем не кажется смешным, — проворчал Паркер. — Ты по крайней мере хоть что-нибудь понял из этого?

— В лучшем случае, сэр Гордон Бедфорд действительно похож на человека, решившего покончить с собой, и старался найти наиболее эффектную причину. Пока мы столкнулись с двумя: укоры совести и несчастная любовь. Я не могу понять только одного: как можно писать такие экзальтированно-сентиментальные послания, отстукивая их на пишущей машинке?..

Я взял книгу, под которой лежало письмо № 2, и раскрыл ее. В ней оказалась заложена открытая авторучка.

— Вы сняли с нее отпечатки?

Паркер кивнул. Я отложил авторучку и стал рассматривать книгу. Это была переплетенная рукопись, также отпечатанная на машинке.

— «В окрестностях западного Лондона перелеты Atropos L. происходят в период…» — процитировал я, поднял голову и взглянул на Паркера. — Интересно, да? Видимо, такой специалист отлично знал, в какой период наступают перелеты Atropos L. в западной части Лондона?..

— Что, ради Бога, ты такое плетешь? — Паркер недоуменно уставился на меня.

— Просто я удивился, что сэр Гордон прервался в этом месте. Он как будто не успел дописать фразу… Что-то ему помешало.

— Может быть, он писал это как раз перед смертью?

— Тогда тем более непонятно, как можно было не дописать предложение, отложить рукопись, написать письмо и совершить самоубийство. Обычно люди в таком случае доделывают все до конца.

— Значит, все-таки убийство!!! — Паркер смотрел на меня широко открытыми глазами.

Не отвечая, я раскрыл первую страницу рукописи и молча прочел название:

«Гордон Бедфорд

ПЕРЕМЕЩЕНИЯ Atropos L.

(Попытка определения особых черт явления на основании исследований 1957–1961 гг.)»

Я отложил книгу и вновь взглянул на страшные в своей неподвижности глаза мертвеца.

— Ночные бабочки и кредиты… — Я задумался. — Почему на нем такой толстый свитер?

— Кажется, покойный страдал ревматизмом, — буркнул Паркер. — Там, на полке, лежат болеутоляющие таблетки.

— А это, значит, та несравненная Сильвия… — Я осторожно вынул из руки Бедфорда фотографию в простой тонкой рамке. — Видно, что она весьма стройна, а вот черты лица что-то трудно разобрать. — Я протянул Паркеру снимок.

— Это еще что такое! — воскликнул старший инспектор.

— Вот именно, — усмехнулся я. — Сдается мне, что сэр Гордон не был фетишистом. Я знаю, что в Меланезии некоторые племена рисуют умерших родных у себя на теле, но чтобы забирать голову любимой с собой в путешествие в вечность, — это что-то новенькое! Хорошо бы найти недостающий фрагмент… Вы комнату хорошо осмотрели?

— Вроде, да. — Паркер растерянно огляделся. — Хотя, конечно, такая вещь, как человеческая голова, вырезанная из фотографии, могла и не привлечь внимание моих парней.

Я наклонился над корзиной для мусора.

— А туда ты заглядывал?

— Да. И там мы нашли одну ночную бабочку, видимо, уже ненужную ему.

Я сунул руку в корзину и выпрямился, держа в пальцах огромного ночного мотылька. Он был проткнут длинной шпилькой.

— Какой легкий… — пробормотал я.

— Гадость какая! — Паркер тоже склонился над насекомым.

Но я уже не слушал его. Мой взгляд начал быстро перебегать с витрины на витрину. Наконец я нашел то, что искал.