Тихим полетом его настигала…

Но я не позвонил. Потому что здорово устал в этот день, практически не выходя из-за письменного стола с самого раннего летнего утра. И теперь маленькие черные буквы перед моими глазами стали постепенно превращаться в причудливые фигуры фантастических муравьев, кузнечиков и букашек, скачущих и перепрыгивающих с одного абзаца на другой.

Наконец я окунулся в медленный хаос сна… очертания контуров размазались… а муравьи превратились в ночных бабочек. Они махали крыльями все медленнее, траектория их полета становилась все меньше… и… вот… я погрузился в то блаженное состояние, которое ученые называют фазой Б и которое избавляет нас от настырных сновидений и кошмаров, не приносящих нам наутро ничего, кроме усталости.

И тогда зазвонил телефон.

— Нет, вы только посмотрите! Ночная бабочка Мертвая Голова, — воскликнул сэр Гордон Бедфорд. — Сирил, быстро неси цианистый калий.

Его большая тяжелая ладонь мягким ловким движением накрыла бабочку круглым стеклянным сосудом с широким горлышком. Огромный мотылек отчаянно забил крыльями в поисках выхода на свободу.

Из темноты внезапно вынырнула ладонь Сирила Бедфорда. Она была такой же широкой и тяжелой, как ладонь его брата. Вата с цианистым калием скользнула по стенке сосуда, мотылек последний раз взмахнул крылышками и упал на дно.

Гордон Бедфорд осторожно вынул ватку и вытряхнул бабочку в глубокий сгиб своей ладони. В рассеянном свете модной лампы, горевшей по другую сторону экрана, привлекая ночных насекомых, мертвый мотылек выглядел маленькой убитой птичкой, лежащей на спине.

Оба брата склонились над ней. Даже в полумраке было видно, как они похожи друг на друга. Сильные, мощные, при этом с маленькими, на удивление, головами, сидящими на толстых коротких шеях. Разительно отличалась у них только одежда: Сирил был в рубашке с короткими рукавами и белых легких шортах, Гордон же надел толстый шерстяной свитер. Шерстяная шотландская шапочка плотно облегала его голову.

— Нам исключительно повезло, Сирил. Это уже третий сегодня. Потрясающе. У меня еще такого не было в этой стране. — Он быстро поместил бабочку в пробирку. — Atropos… Несимпатичная, античная девица, которая вызывала страх даже у Платона. Она обрывала нить человеческой жизни. Подумай только: все три прилетели в Ричмонд Парк аж с самого Средиземного моря…

— Уже половина второго… — напомнил Сирил.

— Да, да, пора заканчивать. Я хочу, чтобы ты сходил сейчас к Ройту и сказал ему, что я прошу сделать окончательную правку текста не к семи, а к шести. Скажи ему также, что и ты будешь. И принесешь полный комплект иллюстраций.

— Наши жены заснули. У Джудит пару минут назад погас свет. — Сирил посмотрел на дом. — Но Роберт работает.

— Это хорошо. — Гордон обвел взглядом окна. — Думаю, что он успеет. Сильвия-то наверняка спит. И потом… — пробормотал он, — странно, как женщины легко засыпают… Наверное, это одна из причин их весьма вялого участия в нашем деле.

— Почему? — вскинул голову Сирил.

— Почему… — задумчиво произнес Гордон. — Наверное, потому что всем прогрессом мы обязаны тем, кто не мог заснуть по ночам. И лежал, вглядываясь в потолок, даже если это был свод пещеры. Мужчины способны размышлять о том, чего еще не существует. А женщины — нет. Они психически ограничены своей функцией матери. Поэтому я предпочитаю иметь дело с самым глупым мужчиной, а не с самой образованной женщиной. А если говорить о спокойном сне, то известно, что женщины, даже совершив страшное преступление, великолепненько спят, в то время как мужчины обычно охвачены или укорами совести, если она у них есть, или лихорадочными мыслями — не ошибся ли он где-нибудь. В женщинах есть что-то поразительное, чего не встретишь у самок рыб, птиц и даже насекомых. Они отдалены от нас, мужчин, гораздо больше. Ты только посмотри. — Гордон вновь окинул взглядом дом. — Все они: и красивые, и уродливые, и умные, и глупые — все они способны спокойно спать.

* * *

Однако он ошибался. Ни Джудит Бедфорд, жена его брата, ни Сильвия Бедфорд, его собственная жена, не спали в эту минуту, хотя свет давно уже погас в их комнатах.

Джудит Бедфорд лежала на спине на своей постели. Глаза ее были широко открыты и смотрели в потолок. Ее худые, заложенные под голову руки были абсолютно неподвижны. И только узкие, резко очерченные губы едва заметно шевелились, будто читая предсмертную молитву. В бледном свете луны она сама была похожа на умирающую монахиню — с узким орлиным носом и гладко зачесанными назад светлыми волосами. Ее лицо было неподвижно, но заглянув поглубже в ее глаза, вы в ужасе отшатнулись бы, ибо увидели бы там лютую, ни с чем несравнимую ненависть. Ненависть к тому, с кем вела она сейчас свой беззвучный диалог.

Сильвия Бедфорд тоже не спала. Она лежала на спине на своей кровати и широко открытыми глазами смотрела в потолок. Руки у нее лежали под головой. Губы Сильвии беззвучно что-то шептали. Она была красивее и моложе Джудит, но ее глаза отражали не меньше ненависти и отчаяния.

— Да, — вдруг громко сказала Сильвия. — Только так.