Тихий центр

И ей так хотелось поразить Вадима! Хотелось, чтобы он сказал… что-нибудь сказал… Что-нибудь другое, не то, что говорил эту неделю, вытекшую из их последней стычки с Олей. Оля задела больное. Даже не задела, нет. Нанесла очень точный удар, один из самых результативных в своей жизни. После этого удара ни Таня, ни Вадим долго не могли собраться, понимая, что что-то не так. Именно потому, что что-то именно так и есть, как сказала Оля. Поэтому всю неделю говорили только о насущном, смотрели только вперед, а не друг на друга, прощались доброжелательно и быстро.

И вот сегодня Тане ужасно захотелось, чтобы блокада закончилась. Пусть Вадим скажет что-то неформальное! Пусть хотя бы скажет! Этого достаточно для возобновления сердечного кровообращения! А там снова можно пару лет жить, ужимая в себе разные мысли, обиды, недобитые надежды.

С опозданием, но появилась свадебная процессия. Впереди пафосно — байкеры, приятели Насти Второй, потом блестящее авто Вадима, все в цветах, потом еще какие-то удивительные экипажи, явно принадлежащие людям яркой душевной и профессиональной ориентации. Толпа у загса зашумела, загудела, Митя выбежал вперед, начал регулировать парковку. В свете многочисленных фар клубилась весна, силуэты людей были легки и стремительны, все смеялось, все двигалось, летали шары. В этом праздничном гаме Таня забыла о своих плечах, и была просто очень счастлива. Как будто весь тот восторг, который до сих пор откладывался под ее имя на черный день, вдруг был выдан без остатка. А может, это и есть — хорошо? Когда всем вокруг хорошо? И тогда ты в этой общей искрящейся массе насквозь пропитываешься этим чужим счастьем и уже не можешь себя от него отделить?

Да глупости это все!

Просто — радость.

Когда Алешенька и Настя Вторая вышли к людям, мир ахнул. Дамы блеснули слезой, мужчины, которые курили, закурили, а порядочные, некурящие, просто хмыкнули. А Алешенька гордо вел свою невестушку по ковровой дорожке и здоровался с каждым. А Настя Вторая, задрав подбородок, гордо несла на себе то самое свадебное платье, и оно ей было впору, и солдатские ботинки под кружевами смотрелись неожиданно гармонично. И все гвоздики и колечки на Насте Второй сверкали, и улыбка сверкала тоже.

— Ура! — шепнула Алия. — Ура!

И кричали все «ура», и приветствовали молодых.

Следом за Настей и Алешенькой Вадим вел ослабевшую Лилию Степановну. Всю церемонию в загсе Лилия Степановна провисела на руке Вадима. Нет, он не устал, но обогатился еще одной историей, еще слезами, еще какими-то словами не-терминами и еще пониманием глубины людской. Вадимово строгое начало и без того уже не форматно расширено тем, что раньше не допускалось — эмоциями. А тут еще такой контрольный стресс. И сейчас он шел уже почти ослепший, а отсвет фар ослепший вовсе. И не видел Таню.

Но она сейчас видела его.

И понимала, что нет дороже человека.

И только пуританское воспитание одиноким осенним двором мешало ей сейчас броситься навстречу и поддержать уже его. И просто молча идти рядом.

Она смотрела и ждала.

— О! Танек!

Компаньон?

— Здравствуйте.

— Привет, красавица. Дай-ка, посмотрю?

Компаньон был тоже очень нарядный, уже пьяный и довольный процессами. И вот он-то как раз оценил и Танины плечи, и все то, что в ней рвалось сейчас на свет.

— Хорошо выглядишь! Платье ж явно не на распродаже покупала, да?

— Это Светланы Марковны… премьерное…

— Винтаж? Одобряю… Мадам! Позвольте предложить вам компанию… Ну, и все, что вы захотите!

Таня подумала. Посмотрела в спину Вадима. И согласилась.

Сибирские родственники переживали только в первые пятнадцать минут, а потом выпили местной водки, подарили невесте подарки, которые уже успели ей когда-то показать, и с головой окунулись в чудо праздника. Лилия Степановна не пила, поскольку и не могла, и не хотела, но сама мысль, что ее Алешенька женился, и счастлив, и скачет сейчас в кругу друзей, и смеется, — опьяняла. А рядом сидели другие родители, Настины. Полдня Лилия Степановна боялась на них смотреть, все трепетала, но сейчас решилась.

— Вы нас простите, Рената Сергеевна, что мы…

Мама Насти Второй, дама, леди, такая яркая и энергичная, обернулась, смотрит с удивлением, но и с улыбкой… — Вы нас простите…

— За что?

— Ну, что вот мы… С Алешенькой… Так вторглись…

— Лилия Степановна! — дама кивнула, закурила, снова кивнула, улыбнулась. — Как бы это объяснить… Знаете Настя у нас — девочка самостоятельная. Она с детства была сама по себе, не такая, понимаете? Очень сама по себе. Я ее не ломала. У меня тоже было детство, и у меня тоже были решения, которые принимала только я, и за которые только я несу ответственность. В конечном итоге моя цель — чтобы ребенок счастливый был. А она с вами счастлива. Она спокойна, она перестала маяться, метаться. Это для меня важно. Ну, и с вами вот познакомилась. И понимаю — хорошие люди. Это редкость сегодня. А то, что вы своего сына не оставляете… Так и я свою дочь не оставлю. Вместе как-то разберемся.