Во всяком случае, не задавал вслух, хотя время от времени упомянутый вопрос возникал в его голове. Он явно вляпался во что-то грязное, противозаконное и очень опасное, – как иначе можно понять, что кто-то одновременно и шантажировал, и подкупал его? На него были истрачены десятки тысяч фунтов, и, что бы за всем этим ни стояло, это было нечто грандиозное. К тому же люди, подобные Розенталю, не работают за лаборантский оклад. И облик Розенталя, и его манера говорить выдавали в нем самого настоящего убийцу, и Хартман ни на миг не сомневался в серьезности угроз, которые тот произнес ровным тихим голосом. Внешне этот человек выглядел интеллигентным и уравновешенным, но за этой ширмой Хартман успел разглядеть безумие. Он сделает то, что обещал.
Но почему? Что такого было в смерти Миллисент Суит, что требовалось скрывать? Почему ничем, в общем-то, не примечательная, хотя и странная смерть так сильно затрагивала чьи-то интересы? Вопрос возникал сам собой, и, когда Хартман впервые задал его себе, он не смог найти на него ответ. Но, несмотря на все свои недостатки, Марк Хартман был отнюдь не глупым человеком, и постепенно разрозненные факты начали складываться в его голове в четкую картину.
Рак.
Во время их первой встречи Розенталь подчеркнул, что сотрудничество и жизнь с тридцатью тысячами фунтов намного предпочтительнее жизни без тридцати тысяч фунтов, зато украшенной широкой рассылкой видеозаписи его сексуальных художеств. Когда Хартман с этим согласился (а что еще ему оставалось?), последовали инструкции о том, что он должен сделать. Он должен был переписать протокол вскрытия тела Миллисент Суит и заключение о ее смерти. Розенталь недвусмысленно предупредил Хартмана, что в новом заключении не должно упоминаться о множественных раковых опухолях. Также Хартману ни под каким видом не следовало проводить мысль о том, что смерть девушки была неестественной, тем самым давая коронеру возможность начать официальное расследование. Розенталь предложил написать в заключении, что Миллисент Суит умерла от субарахноидального кровотечения, и Хартман уже готов был с этим согласиться, как вдруг вспомнил о существовании Белинды.
– Я не могу так поступить, – возразил он и принялся объяснять причины своего отказа.
На лице Розенталя появилась недовольная гримаса, но он быстро взял себя в руки и, пожав плечами, произнес:
– Наверное, тут ничего не поделаешь.
В этот момент у Хартмана появилось ощущение, что Розенталь не просто недоволен – он разгневан, хотя всеми силами старается скрыть свои чувства. Розенталь между тем посмотрел на Хартмана и спросил:
– Что вы предлагаете?
– Это должна быть какая-то разновидность рака. Белинда достаточно опытна, чтобы понимать, что именно рак стал причиной смерти Миллисент.
Идея Хартмана не встретила одобрения, скорее наоборот, Розенталю она решительно не нравилась, и он не скрывал этого. Лишь после долгого, хотя и тактичного спора он согласился, что диагноз «лимфома» в сложившейся ситуации может стать наиболее приемлемым.
– Нет ничего необычного в том, что молодой взрослый человек заболевает ею, и она бывает исключительно агрессивной, – пояснил Хартман. – К тому же эта версия успокоит Белинду.
В конце концов Розенталь уступил. Без энтузиазма, но заметив, что другого выхода нет.
Однако от внимания Хартмана не ускользнул тот факт, что Розенталь во что бы то ни стало старается уклониться от темы рака. И теперь Тернер, босс умершей, узнав, что Миллисент скончалась от рака, тоже оказался, мягко говоря, не в восторге от этого известия. Какой же могла быть его реакция, узнай он, что на самом деле Миллисент Суит умерла от по меньшей мере двадцати опухолей, обнаруженных едва ли не в каждой ткани организма.
Сидя в своем кабинете, Хартман смотрел в окно на чудовищную водяную скульптуру, нутром ощущая, что над ним нависла колоссальная опасность. Да, он расплатился – по крайней мере на данный момент – с долгами и даже купил новый автомобиль, много лучше и дороже прежнего, но теперь, когда его желания исполнились, это не доставляло Хартману радости. Видеокассета все еще находилась у Розенталя, и Хартман всем своим существом чувствовал, что впереди его ждут еще большие неприятности.
Ему было совершенно ясно, что, каковы бы ни были причины смерти Миллисент Суит, кому-то до зарезу нужно сохранить их в тайне, причем любой ценой, и он, стареющий и слегка располневший, но все еще привлекательный Марк Хартман, оказался вовлеченным в сердцевину этой интриги. И увяз в дерьме по самые уши.
Тернер положил, вернее, едва ли не швырнул трубку на аппарат. Он видел, что у него трясутся руки, но сейчас ему было не до самосозерцания. В ушах у него все еще звучали слова Хартмана, и обыденная оболочка этих слов совершенно не соответствовала их истинному смыслу.