Тихий омут

– Я возражаю! – громко объявил он. – Ариана не праймус. С каких пор Лига дозволяет полукровкам пользоваться привилегиями наших традиций?

Я задыхалась от ужаса. Другие праймусы признали его правоту, разразилась бурная дискуссия.

«Что ты творишь, Люциан?» – спросила я его. Но он не обратил на меня внимания и, как прокурор, встал у балюстрады из черного полированного камня, от которого оставалось лишь несколько метров до Тихого омута.

Рамадон призвал Критерион соблюдать тишину.

– Совсем недавно Верховный Совет решил призвать Ариану к службе брахионом. Тем самым ее статус повышен до праймуса. А значит, и ее вызов правомерен.

Люциан яростно и беспомощно ударил по камню у него под руками. В глазах танцевали черные блики.

– Тогда я вызываю Танатоса, – воскликнул он и спрыгнул на арену. Черная вода от его прыжка пришла в движение, но волны успокоились быстрее, чем должны были. По крайней мере, быстрее, чем изумленный ропот бессмертной публики. Люциан медленно выпрямился и поднял свой ациам. – У меня более старые счеты. Танатос предал меня еще до того, как вообще родилась Ари. – Было видно, как он боролся с эффектом Тихого омута, тем не менее он пронзал моего отца убийственным взглядом.

– Засвидетельствуй мой вызов, Рамадон!

Хронист кивнул:

– Фактически Люциан имеет право…

– О, пожалуйста! Я с таким нетерпением ждал боя со своей дочерью, – усмехнувшись, перебил его Танатос.

Люциан опасно улыбнулся:

– Ты что, боишься?

– Да нет. – Отец отмахнулся ото всех угроз презрительным жестом и провокационно уставился в ответ. – Просто я пообещал Ари, что заставлю тебя наблюдать за ее смертью. А если я убью тебя первым, это полностью сломает мою концепцию.

– Достаточно, – сказал Рамадон. – Я принял решение. Вызов Люциана Анку услышан и принят. Он выступит против Танатоса на Тихом омуте.

Я почувствовала, как неведомая сила вытесняла меня с Арены, и со всем упорством ей сопротивлялась. Не может быть. Я укоризненно смотрела на Люциана, но тот упорно избегал моего взгляда. Отцу тоже стало не до смеха. В честном поединке без рычагов давления, уловок и финтов его ученик был с ним на равных – если даже не превосходил его. Его страх было буквально видно.

– Тогда я сам бросаю вызов своей дочери! – неожиданно закричал он.

– Право создателя всегда имеет приоритет в его же собственных интересах. Так написано в Каноне.

Испуг был так четко написан у отца на лице, что теперь над ним посмеивался даже Рамадон.

– Мое решение вынесено, Танатос.

– Потому что ты не беспристрастен! – выплюнул он в ответ хронисту. Его лицо скривилось в гримасу бешенства. Он раскинул руки в стороны и выкрикнул слова в серое небо над нашими головами: – Я бросаю Ариане Моррисон вызов на Тихом омуте. Тимеон будет моим свидетелем.

Весь Критерион разом затих.

Невидимая сила прекратила выталкивать меня. У меня под ногами задрожала земля. Черная поверхность воды на мгновение уловила колебания и сразу же снова разгладилась.

Все это происходило без единого звука. Волосы у меня на затылке встали дыбом. По позвоночнику пробежал холодок. Нервные окончания завибрировали. Всё вокруг запахло заснеженными горными вершинами, разрывающими море облаков.

Люциан посмотрел на меня с мукой во взгляде, а потом уронил голову на грудь. В тот же миг десять тысяч пар глаз устремили взгляды в одну точку позади меня.

– Танатос, – разорвал безмолвие снежный голос. Он медленно произносил каждый слог, как будто давно не разговаривал. – Ты играешь в опасную игру.

Отец затрясся от внимания праймуса, которого сам же вызвал. Его глаза то и дело нервно метались в сторону, а дышал он так тяжело, словно его сжигали заживо.

Я не осмеливалась обернуться. Но я почувствовала, как старейший из ныне живущих праймусов подошел ближе.

– И ты явно не единственный.

Мое сердце инстинктивно пустилось вскачь, как у трусливого кролика. Жилистый мужчина шагнул в поле моего зрения – обветренная кожа обтягивала крепкие мышцы. На выступающих тазовых костях висели темные льняные брюки. Когда его древние глаза стального цвета встретились с моими, мне пришлось собрать все свое мужество, чтобы не отшатнуться. Лицо Тимеона представляло собой дикую композицию из выразительных линий, острых краев и огрубевших складок. Подбородок был покрыт седой щетиной. Волосы он завязал на затылке. Не аккуратно, не изысканно, а просто практично. Старейший из старейшин нашел себе оболочку, которая была не моложе и не красивее, чем у остальных праймусов. Нет, он выбрал изношенное тело старика, дряхлого бродяги, на которого уже никто не обращал внимания. По крайней мере, пока не заглядывали в его бездонные глаза… как это только что сделала я. Тимеона не останавливали мои стены, он вскрыл мой разум, прочел мои чувства, воспоминания и мысли. Он расколол мою сущность на мелкие осколки и оставил меня посреди руин. У меня в глазах стояли слезы, когда его взгляд наконец-то переместился дальше и продолжил свое темное дело с Немидесом и Люцианом. Похоже, они воспринимали это так же, как мой отец и я.