Тихий океан

Этот испытанный мореплаватель очень скоро заметил, что его плот замечательно выдерживает плавание даже при малоблагоприятной погоде. Он поднимался на волну, совершенно не кренясь. Вначале больше остальных пассажиров страдала кошка, которая слишком часто становилась мокрой от набегавших волн, но она старалась защищаться и вскоре приноровилась к обстановке. Для нее Уиллис взял с собой в плавание консервы, а для попугая – кукурузные початки и бананы.

Несмотря на ловкость и мореходный опыт, Уильяма Уиллиса терзала необходимость поспевать сразу всюду: «Я никогда не мог сосредоточить все свое внимание на руле: надо было постоянно следить за компасом и за парусами. Чтобы выполнить самое простое дело, я должен был возвращаться к нему раз десять, потому что всякий раз мне приходилось прыгать на руль, как только плот отклонялся от курса».

Участники больших одиночных гонок пользуются теперь автоматическим рулем. Он приводится в действие лопастью, на которую давит ветер и которую можно отрегулировать. Таким образом, их судно не сбивается с курса, если ветер не меняет слишком резко направление. Для плота при его медленном движении и более трудной управляемости такой руль не годится, так что Уиллису приходилось все время упорно бороться со сном. Несколько раз за время плавания сон одолевал его, и он должен был ему сдаться. Как мы увидим, Уиллису еще несколько раз, уже по другим причинам, приходилось бросать руль, и тогда плот двигался сам по себе. Но все остальное время он никогда по-настоящему не спал. Как только ветер немного свежел, он был в полном рабстве у своего руля в нескольких метрах от прибежища, и чем ненастнее была погода, тем дольше он там оставался. Состояние бодрствования с короткими минутами сонного забытья и внезапным пробуждением – вот какой режим установился у него под конец.

«Я хочу пройти через ужас одиночества». Стоит только выговорить эти слова, и вы уже будете сыты ими по горло. Казалось, все предметы на плоту понимали, что и они должны участвовать в испытании. То, что печка отказывалась действовать, было еще полбеды, а вот неполадки с хронометром – настоящая беда. У него были с собой еще только карманные часы, приемлемые для повседневной жизни, но слишком неточные для вычисления долготы. Жаль, что я не спросил у этого человека, говорившего, что он прежде плавал почти всегда матросом, где и когда он научился навигационным расчетам. Последовательный ряд определений места, который он приводит в своей книге и который можно выверить по карте, показывает, что плыл он очень точно. И все же я рискнул спросить, не получал ли он иногда свои координаты по радио. При этом вопросе Тедди Уиллис подняла плечи:

– Радио? Видели бы вы это радио!

У его радиоустановки не было батарей, только маленькое динамо. Одной рукой надо было вертеть рукоятку, а другой работать ключом. Аппарат мог и принимать сообщения, но только на пяти килогерцах. Билл ведь ни разу не принял ни одного сообщения, а из тех, что послал, принято было только одно: накануне его прибытия на Самоа.

– Ну тут я не виноват. Я был бы доволен, если бы Тедди время от времени получала вести обо мне.

14 июля 1954 года. Уильям Уиллис миновал Галапагосские острова и вошел в полосу пассатов. «Не отрывая рук от руля, я наблюдал за ветрами, облаками, волнами, их формой и направлением, изучал их со всей сообразительностью, на какую был способен. Ощущение ветра на лице уже само по себе говорило о погоде. Ветер был моим Евангелием, облака и волны несли улыбку или гнев моей судьбы».

Заходящее солнце бросает красные отблески на гигантские волны, на западный склон каждого вала. С другой стороны они темные, почти черные. Настает ночь. Для страдающих бессонницей, будь то на море или на суше, ночь всегда кажется длинной. Уиллис на это не жаловался. Иногда он пел, иногда вел воображаемые разговоры с давними приятелями: «Что ты там делаешь, Уильям, один на этих бревнах?» – «Это не для того, чтобы изумить вас, друзья. Я совершаю плавание благодаря тому, что узнал от вас, старые радиолюбители, и эта хитроумная одиссея только продолжение вашего дела».

Каждое утро – завтрак каменного века. Столовая ложка муки, разведенная в чашке в таком количестве воды, чтобы получилось густое тесто. Днем, когда позволяли обстоятельства, Уиллис снова ел мачику, а в трудных условиях или в борьбе со сном сосал сахар. Кошка и попугай не были его единственными спутниками. Появился еще один – Длинный Том.

Это была трехметровая акула, бурая с белыми по краям плавниками, замечательный образец акульего рода. Акулы временами рыскали вокруг плота, а затем исчезали. Но Том никогда не покидал своего поста. «Вначале его присутствие меня немного стесняло, потом я привык к нему. Я понимал, что, если упаду в воду, то окажусь в его пасти прежде, чем успею намокнуть».