«В молодости Бугенвиль занимался математикой, то есть вел, несомненно, сидячий образ жизни. Трудно себе представить этот переход от свободы и покоя умственных занятий к желанию путешествовать. Второе несомненное противоречие между характером Бугенвиля и этой затеей – склонность его к светским развлечениям. Он любит женщин, театр, изысканную пищу. Вращаясь в высшем свете, Бугенвиль воспринял от него как обходительность, так и непостоянство той среды, над которой так долго потешался. Он любезен и оживлен, это настоящий француз».
Луи-Антуан де Бугенвиль, снискавший милость Людовика XV и ласку Людовика XVI, ставший членом Французской Академии во времена Директории, получивший звание сенатора и титул графа при Наполеоне, прежде всего был парижанином. В свое время дед его занимал должность прокурора в Шатле, отец был нотариусом в Париже. В 1741 году, когда нотариус стал членом городского магистрата, ему было пожаловано дворянство и герб: «на серебряном поле черный орел с распростертыми крыльями». Хотя Луи-Антуану было тогда всего двенадцать лет, эта честь, выпавшая на долю семьи, не прошла мимо сознания мальчика. Городской советник пожелал, чтобы оба его сына стали юристами. Старший, Жан-Пьер, не отличавшийся ни крепким здоровьем, ни энергией, оставался под крылышком отца и, получив прекрасное классическое образование, занял место адвоката в Королевском суде. Луи-Антуан, семью годами моложе своего брата, изучая право, втайне сравнивал разные военные мундиры и остановил свой выбор на форме Черных мушкетеров («служба, дающая доступ к королевскому двору и высоким должностям, если у вас есть определенное положение»). Не смея открыть своих планов отцу, Луи-Антуан рассказал о них брату, и тот отнесся к его признаниям сочувственно.
– Если б мне позволяло здоровье, я бы тоже стремился стать путешественником.
И он показал младшему брату рукопись «Жизнь Пифея Марсельского», написанную им по просьбе его новых друзей, Фрере и аббата Ротлена, ученых географов и историков, которые только и говорили о далеких неведомых землях. Луи-Антуан с восторгом прочитал сочинение брата и захотел познакомиться с его друзьями. Среди них были два математика, Клеро и Даламбер, они-то и пробудили в нем интерес к геометрии и алгебре.
Не без сожаления узнал отец, Ив-Пьер Бугенвиль, что сын его вступил в полк Черных мушкетеров, однако препятствовать этому не стал. Через три года мы видим Луи-Антуана в батальоне Пикардийской армии. В августе 1754 года он становится адъютантом знаменитого генерала Шевера. Потом его соблазняет дипломатическая служба, и, так как недостатка в покровителях и особенно покровительницах у этого статного, любезного и веселого человека не было, он вскоре отправляется в качестве секретаря посольства в Лондон вместе с герцогом Мирпуа, назначенным чрезвычайным послом.
Среди всей этой разнообразной деятельности Бугенвиль все же не забывал слов своего учителя математики, великого Даламбера:
– Ученые всего мира нуждаются в трактате об интегральном исчислении, а среди нас нет никого, кто мог бы успешно справиться с этой задачей.
Луи-Антуану было двадцать три года, когда он, человек несамонадеянный, но всем интересующийся и почти во всем одаренный, принялся писать – в свое свободное время! – «Трактат об интегральном исчислении», который в 1754 году вышел в свет и поразил своим совершенством всех математиков того времени. В двадцать шесть лет автор трактата был представлен в Парижскую Академию наук и избран членом Королевского научного общества в Лондоне.
После завершения дипломатической миссии Бугенвиль снова на военной службе в чине капитана драгунского полка, и, когда в Канаде начинается война между французами и англичанами, он совершает в качестве пассажира на борту «Единорога» свое первое большое плавание, чтобы присоединиться к армии маркиза Монкальма.
Сражались французы совсем неплохо, но у них во всем ощущался недостаток, и вот Монкальм снова отправляет своего адъютанта во Францию. Не за неспособность, конечно, а учитывая его большие связи при дворе.
– Постарайтесь получить для нас подкрепление.
Во Франции в то время ни о чем другом не говорили, как только о крушении союзов и предательстве прусского короля, оставившего нашу страну в изоляции и отдавшего ее потом в руки австрийцев[11]. Война казалась неизбежной. Поддержку Бугенвиль смог найти лишь у маркизы Помпадур, близкой приятельницы его дяди д'Арбулена. Ей удалось уговорить маршала Беллиля, военного министра, отправить за океан несколько войсковых частей. Заручиться согласием на их переброску предстояло у морского министра, бывшего генерал-лейтенанта полиции Беррье, человека энергичного, но несколько грубоватого. Он принял Бугенвиля холодно и отклонил его просьбу, выразив свой отказ знаменитой фразой:
– Сударь, когда горит дом, никто не думает о конюшнях!
Ответ Бугенвиля тоже заслуживает внимания:
– По крайней мере, господин министр, никто не посмеет сказать, что вы рассуждаете, как лошадь!