Хозяйка дома как раз куда-то ушла. Ашер чувствовал себя как-то неуютно, но Хофмайстер, быстро захмелевший после бессонной ночи, не позволил ему встать и откланяться, а все подливал и подливал вина, так что его кофейная чашка была полной, как в начале визита. Он ощутил опьянение и стал не без опаски им наслаждаться. В кухне было светло и удобно, Хофмайстер говорил и говорил без умолку, а Ашер задумался о своем. Ему вспомнились крошечные инфузории-трубачи, которых он как-то раз разглядывал в микроскоп. Они напоминали воронкообразные чашечки цветов самых разных окрасок. Он встрепенулся, заметив, что на мгновение закрыл глаза, а поскольку солнце светило ему в лицо, на изнанке своих отливающих розовым век он в полудреме увидел какие-то хрустальные дворцы. Вскоре вернулась жена Хофмайстера, она встала к печке, занялась обедом и скупо отвечала на вопросы. Однако, было похоже, что она перестала его стесняться, и ему это пришлось по душе. Следом за Цайнером он двинулся по покато сбегавшему лугу к дому его родителей. Цайнер тоже подвыпил, но старался этого не показывать. Ашер с трудом переставлял ноги, как будто тело его налилось свинцом. Возле дома их облаяла толстая пятнистая собака, принадлежавшая родителям Цайнера.
— Не подавайте руку моим старикам, — предупредил Цайнер, когда они подошли поближе, — а то собака еще решит, что вы хотите их ударить.
Тяжело ступая, они двинулись дальше вниз по склону, как вдруг Цайнер остановился.
— Вам, наверное, любопытно, — начал он, с трудом ворочая языком, — почему это я сижу дома и не работаю. Надел у меня небольшой, вы совершенно правы. Я продал участок леса. Вы не думайте, так многие делают. Послушайте, я пытаюсь получить пенсию, пусть-ка мне заплатят компенсацию за мою руку.
Он отогнул рукав, и Ашер увидел, что запястье у него забинтовано.
— Если у вас когда-нибудь найдется минутка, посмотрите, ладно? — попросил он, снова опустив рукав, словно только сейчас догадавшись, что мог показаться навязчивым. — А впрочем, не будем об этом, — прервал самого себя Цайнер. — Это все между нами, хорошо?
Само собой, об этом знала вся округа. Ашеру тоже кто-то успел об этом рассказать, но он промолчал.
— Пруд мне в целом дорого обошелся. Я ведь нанимал экскаватор его вырыть. Пруд-то искусственный. А рыбы мне эти траты еще ой как не скоро окупят.
Он зашагал дальше к дому родителей, а по пути на мгновение обнял Ашера за плечи. В сенях их поджидал маленький, согбенный старичок, опиравшийся на палку. На нем была шляпа и синий рабочий передник, во время разговора он поворачивался к ним боком, видимо оттого, что плохо слышал. Пес подошел к нему и забил хвостом, лупя старичка по штанам. Цайнер сказал, что старик — его отец. Не успел Цайнер подвести к нему Ашера, как пес заворчал и оскалил клыки, едва Цайнер попробовал взять старичка за руку. Тут он рассмеялся, да и старичку все это понравилось.
— А выпить у вас найдется? — спросил Цайнер.
Его мать только что испекла в кухне хлеб и в плетеных корзинках поставила его на стол остужать.
— Насчет выпить-то — как? — переспросил старичок у жены.
Старушка открыла стенной шкафчик и достала оттуда бутылку вина и стаканы.
Кухня в доме была очень большая. На стенах висели несколько продолговатых зеркал в коричневых рамах, где мелькали отражения хозяев и гостей. Позже Ашеру рассказали, что раньше в этом доме помещался трактир. Он уселся на скамейку в углу и стал наслаждаться запахом свежевыпеченного хлеба.
— Попробуйте, — предложил старик и отрезал ему кусок.
Старушка поставила на стол свиное сало и соль, но сама не присела.
— Вы у нас еще не бывали, — сказала она.
— Он врач, — пояснил Цайнер.
Ашер медленно пил и слушал. Дочери и зятя дома не было, они уехали покупать обувь в Пёльфинг-Брунн, а внуки еще в школе. Ашер с трудом следил за разговором.
Через некоторое время Цайнер поднялся. Он снял с гвоздя ружье, повесил его на плечо и пошел к машине.
— По-моему, мы хорошо набрались, — со смехом заключил он.
Старики рассмеялись. Ашер, забираясь в машину, тоже невольно засмеялся. Цайнер положил ружье на заднее сиденье, собака запрыгнула рядом, и они медленно покатили по направлению к магазину.
21
Когда приехали его жена и дочь, было уже темно. Девочка обегала весь дом, шумела и смеялась, но быстро устала, и Ашер уложил ее в постель и сидел рядом, пока она не заснула.
Он вслушивался в ее ровное дыхание и вспоминал ее смех, преобразивший этот дом.
— Ну, что ты решил? — спросила жена.
— Не знаю. Может быть, останусь здесь.
— А ребенок? — спросила она.
Дочке же нужно ходить в школу. А потом, ей самой сельская жизнь не подходит. А она только успела освоиться на работе, ей только начало нравиться…
Ашер промолчал.
— Я тебя ни в чем не упрекаю, — продолжала жена, — но я не могу опять начинать все сначала, а потом, ты ведь и сам не знаешь, чего хочешь. Может быть, обдумаешь все хорошенько и опять скажешь: «Давай все переиграем?»
Она была права. Никакого плана у него не было. Ну где он будет работать?
— Согласен, — сказал он. — Нам еще нужно все обдумать.