— Почему не верю? Еще как верю! — откликнулся тот.
Музыка ненадолго смолкла, и Ашер вышел подышать свежим воздухом. По дороге он столкнулся с невестой, которая как раз выходила из кухни, где снимала корсет. У нее сполз чулок, и она на ходу подтянула его прямо сквозь белое платье. Она приветливо ему улыбнулась, и он сразу же смутился оттого, что невольно за ней подсматривал. Ашер и в самом деле чувствовал себя вполне уютно. Он немного постоял у крыльца и оттуда послушал, как поет кто-то из гостей (потом выяснилось, что один из свидетелей).
Войдя в бальный зал, Ашер ощутил, как дощатый пол подрагивает под ногами танцующих. Это его позабавило. Он снова уселся за стол и принялся разглядывать танцоров, на сей раз обратив внимание на пожилого мужчину, который танцевал с девочкой, словно случайно трогая то попку, то маленькую неразвитую грудь. Девочка плясала с отсутствующим выражением лица, точно ничего не замечала. Ашер вспомнил, что он уже не раз становился свидетелем подобных сцен. Если девочка воспринимала все это с полным равнодушием, значит, происходящее в порядке вещей. В зал вошел парень со шрамами на груди, и кто-то из гостей встретил его радостным: «Хайль Гитлер!» Возможно, Ашер пропустил бы этот возглас мимо ушей, если бы не сегодняшний разговор с толстяком, который сейчас как раз сидел за столом напротив. К тому же, когда он услышал нацистское приветствие, ему вспомнились избитые фразы, которыми обменивались гости, особенно развеселившись и расходившись: «Помирать, так с музыкой!», «Счастливые часов не наблюдают!»,[14] и весь зал неизменно разражался взрывом хохота.