Тихий городок

XI Олимпийские игры в Берлине летом 1936 года были самыми громкими и пышными перед большой войной. Эту Олимпиаду нацисты назвали «рабочей». Стадионы, улицы, парки заполнили многотысячные толпы. Зрители со всех земель Германии, дети с флажками со свастикой, батальоны «гитлерюгенд» с полотнищами знамен. Украшенная цветами правительственная трибуна. В ложах — Гитлер, Гесс, Геббельс, Геринг, Розенберг… На беговых дорожках и футбольных полях, в гимнастических залах и на водных стадионах оспаривали первенство французы и англичане, поляки и американцы, болгары и шведы… Здесь, на ринге, и встретился Маркус с французом Сюже.

Первым, не поднимая головы, вступил на освещенный квадрат похожий на жука брюнет Сюже. Зал, только что сотрясавшийся от неистового рева трибун, смолк, словно вырубили звук. Сюже отошел в свой угол, хмуро оглядел первые ряды. Их сплошь занимали штурмовики и эсэсовцы. Выше, в ложе, обитой бордовым бархатом, он увидел Гитлера и молодежного вождя рейхсюгендфюрера Шираха.

Шмеллинг задерживал Маркуса. Это была психологическая уловка. Пусть постоит француз наедине с враждебным залом, почувствует, какая сила стоит за его соперником, немцем Хохмайстером…

Но вот зрители увидели Маркуса. Потолок будто рухнул — зал зашелся в экстазе. Хохмайстер нырнул под канаты, резким движением плеч сбросил халат, вскинул руки в перчатках, приветствуя болельщиков.

Ударил гонг. Сюже прыжком пересек ринг и бросился в атаку. Однако долго держать бешеный темп не смог. Маркус скользил по рингу свободно и плавко, точно балерина. Он не был сильней Сюже, но за его спиной орали тысячи поклонников, он дрался на своем, немецком, ринге и обязан был победить. Француз собрался провести удар правой и сразу левой. Маркус ушел. Перчатки протаранили воздух. Финт левой, правая достает челюсть. Подбородок подскакивает вверх. Огни на какое-то время гаснут, только плывут круги, как искрящиеся колеса фейерверка.

Злость ударяет в голову. И хотя Маркус знает, что выдержка, а не злость — его союзница, он ничего не может с собой поделать. На мгновение пригибает голову, стараясь закрыть подбородок. Этой доли секунды хватает, чтобы предметы обрели четкие очертания. Очень близко он видит черные гневные глаза врага. И чувствует на себе скользящий справа удар противника. Больно, но терпеть можно. От левой Маркус уходит, быстро переменив стойку. И тут же сам наносит удар в корпус. «Так, защита у тебя неважная…»

Маркус делает нырок под руку. Перчатка, подобно молоту, проносится над ним. «А теперь удар в печень левой, правой крюком в голову!» Соперник отлетает к канатам. «Атаковать!» Маркус бьет ниже осоловевших глаз — в нос и скулу. Автоматически комбинируя приемы, он бьет и бьет в наиболее чувствительные места. И ничего не видит, кроме свирепых глаз несдающегося француза. Может быть, удары соперника тоже сильны, но Маркус не слышит, не чувствует их. Напряженные мышцы не воспринимают боли.

Сюже пытается отдышаться, но тяжелый удар снизу отбрасывает его назад. Канаты мягко пружинят. Француз делает шаг, заносит ногу для второго шага и, покачнувшись, падает…

Зал взревел в едином порыве. Победителя подхватили и понесли на руках. Любители автографов забили коридор. Служителям с большим трудом удалось отстоять двери душевой. Через вопящую толпу, уверенно работая локтями, протиснулись вперед двое эсэсовцев. Служители пропустили их. Они подошли к кушетке, на которой перед массажистом лежал Маркус. Отрекомендовавшись Антоном Гизе, один из них воскликнул:

— Здорово вы задали этому лягушатнику!

Все еще возбужденный боем Хохмайстер не без бахвальства ответил:

— Я должен был победить и победил.

— Завтра в десять вас приглашает к себе рейхсюгендфюрер, — сказал второй.

10

Когда дежурный адъютант доложил о Хохмайстере, Бальдур фон Щирах порывисто встал и направился навстречу восходящей звезде германского бокса.

— Поздравляю с победой, дорогой Маркус! — произнес он, пожимая Хохмайстеру обе руки. — После окончания Олимпиады будет устроен грандиозный прием, вы будете представлены фюреру.

Ширах, усадив гостя, занял место за столом. Позади него было высокое стрельчатое окно. За стеклом тяжело колыхался нацистский флаг. В простенке висел большой портрет Гитлера, нарисованного на фоне белоснежных Альп. Ниже поблескивала стеклом длинная витрина с кубками, вымпелами, статуэтками, макетами самолетов и танков — подарками гитлерюгенду.

Дежурный офицер положил перед Ширахом папку из черной кожи с белым германским орлом. Лицо рейхсюгендфюрера окаменело. Маркус поднялся со стула, почувствовав важность наступающего мгновения.

— По приказу фюрера в виде особого исключения вам присваивается звание унтерштурмфюрера СС,[4] — с волнением проговорил Ширах и протянул диплом.

Кровь застучала в висках Маркуса. «Уж не сон ли?» — подумал он.

— Не сомневаюсь, вы оправдаете доверие фюрера.

— Оправдаю, рейхсюгендфюрер, — как клятву произнес Маркус.